Серебряная пуля в сердце
Шрифт:
– А что, если ей понадобились деньги? Предположим, она, узнав о своей беременности и понимая, что на свою зарплату не сможет прокормить ребенка, решила продать квартиру, чтобы купить жилье меньшей площади, а разницу положить в банк и жить на проценты!
– Нет, она никогда бы так не сделала! И если бы ей понадобились деньги, она бы сняла скромное жилье, а свое сдавала и жила бы на разницу, понимаете? Ее квартира приносила бы ей и без продажи хороший и постоянный доход. Нет, Стелла не могла так поступить, просто не могла, понимаете?!
– Но если так, тогда кто же от ее имени звонил риелтору и предлагал квартиру?! Людмила?!
– Вот вы сами и ответили на свой вопрос. Вполне возможно, что Людмила встречалась
– Но для этого ей достаточно было просто открыть Интернет и поинтересоваться, сколько приблизительно может стоить эта квартира, а не встречаться с риелтором. Разве только…
– …Людмила решила убить ее, чтобы потом уговорить мужа продать квартиру… – Герман замотал головой, словно отгоняя от себя черные мысли. – Какие ужасные предположения рождаются в разговорах о смерти и убийстве. Что ж, Людмила – женщина довольно предсказуемая. Скандальная. Злая, я бы даже сказал. И дело не в детях, которых она хотела обеспечить жильем, а исключительно в ее алчности. Кто знает, может, она и наняла кого-нибудь, чтобы убрать свою золовку?
– Может быть, Стелла рассказывала вам о каком-то конкретном скандале с Людмилой, о конфликтной ситуации, которая возникла у них незадолго до ее смерти? Что-нибудь случилось между ними?
– Ничего такого она не рассказывала.
– Может, в ее поведении вы заметили что-нибудь странное? Вы же встречались с ней, разговаривали. Постарайтесь вспомнить.
– Да я сразу же после ее смерти на долгое время потерял сон и постоянно вспоминал наши последние дни, разговоры. Конечно, мы говорили о будущем. Вернее, я снова кормил ее обещаниями развестись с женой и жениться на ней, но, судя по всему, она мне уже не верила. Носила под сердцем нашего ребенка и думала, как ей жить дальше. Конечно, я жалел ее, но изменить свою жизнь, разрушить весь уклад, расстаться с женой и детьми я тоже не мог. Даже ради нашего со Стеллой общего ребенка. Плюс я не планировал расставаться с Таисией. Нет, вы не подумайте, что я какой-нибудь половой гигант…
– Да я об этом вовсе и не думаю, – презрительно усмехнулась Лиза. – Это ваша жизнь.
– Понимаете, я жил с тремя женщинами, но общение с ними не ограничивалось сексом. Семейная жизнь со всеми бытовыми и прочими проблемами, с болезнями детей, ремонтами, словом, все это притупляет любовные чувства к женщине, к жене. С Таисией у нас было все вообще по-другому, я же рассказывал вам, насколько плотно она вошла в мою жизнь и практически поселилась там… Она стала для меня близким человеком. И вот на фоне этих семейных и материнских отношений с женщинами связь со Стеллой была чистой воды романтикой, понимаете? Цветы, конфеты, поцелуи, прогулки… Я любил ее какой-то особенной любовью, где не было места памперсам, молочным смесям, детским крикам, упрекам…
– Послушайте, Герман, мне пора… Извините, но я не могу больше выслушивать весь этот бред! – прошипела, схватив Германа за руку, Лиза. Глаза ее сверкали гневом. – Значит, спать с красивой молодой женщиной вы могли, а за последствия должна была отвечать она одна, так? Она была живая, понимаете? Из плоти и крови. А не соткана из туманов и ваших представлений о любви. Она реально забеременела и была, я думаю, счастлива носить вашего ребенка. Да только вот поговорить с вами конкретно о будущем она так и не решилась. Думаю, она понимала, чем может закончиться разговор. Сплошные обещания и ложь. Думаю, что вы так и не стали для нее близким и родным человеком. Не удивлюсь, если она узнала и о вашей связи с Таисией, своей близкой подругой. Поэтому и не поделилась с вами тайной, из-за которой ее и убили. Вы, получается, ничего-то о ней и не знали. Иначе она непременно рассказала бы вам о своих подругах, об этом кулоне и, возможно, о готовящемся ограблении музея или чего-нибудь другого…
Лиза говорила так быстро, на одном дыхании, что у опешившего Германа не было возможности вставить ни слова. Щеки его пылали, глаза наполнились слезами.
Лиза резким движением поднялась со своего места, бросилась к появившейся из темноты бархатной арки официантке и сунула ей в руки банковскую карту.
– Рассчитайте нас, пожалуйста. Только побыстрее, я очень спешу…
12
– Вот позвоню ему и скажу, что хочу пожить у него, а что, я же его дочка! Думаешь, откажет?
– Не знаю. Но, по-моему, это будет выглядеть как-то предательски. Когда он уходил, ни ты, Машка, ни я – никто его не остановил. Нам обоим было как будто бы даже легче, что он уходит и что у нас дома будет тихо и спокойно. Что мама перестанет кричать и плакать. Мы оба с тобой хотели перемен, но только каждый из нас, понимая это, стыдился своих мыслей и желаний.
Маша с братом Гришей сидели в кондитерской и пили горячий шоколад. Был полдень, народу было мало. Тихо звучала музыка, от тепла и сладкого густого напитка хотелось спать.
Разговор об отце начался сам собой, словно оба думали о нем все это время, да только не решались поговорить друг с другом.
– Мы так виноваты перед ним, что не знаю, как он вообще еще разговаривает с нами, как помогает нам. Ты вот только представь себя на его месте, – горячилась Маша. Она была в красной теплой курточке, вязаную синюю шапку с помпоном, которую вязала весь сентябрь, она положила на столик, рядом с тарелкой с пирожными. Русые локоны закручивались спиралями по обеим сторонам ее розового нежного личика. – Представь, что ты – это он. И что у тебя двое детей. Двое неблагодарных тварей, которые только и ждут, чтобы ты дал им денег, чтобы что-нибудь купил. Значит, получается, что когда он был бедный, без денег, скромный такой журналист, то мы его не любили, а так, как бы терпели. А когда он стал зарабатывать бабки, то мы его сразу и полюбили? И даже хотим жить вместе с ним.
– Почему это? – буркнул Гриша, промокая салфеткой липкие от сладкого крема губы. Его растрепанные шелковистые волосы блестели, маленький вздернутый нос покрылся испариной. Мальчик поедал уже третье пирожное. – Я его всегда любил. Да и ты тоже. А то, что мы не хотели скандалов дома, так кто же их хочет? Мы же его не выгоняли. Они сами с мамой решили. Послушай, Машка, а чего это ты хочешь пожить у папы? С мамой поссорилась?
– Нет, Гриша. Тут все гораздо сложнее. Я с тобой поговорить хочу на очень важную тему, меня прямо-таки распирает. Вот только не знаю, с чего начать.
– Ты беременная, что ли? – Гриша сощурил свои глаза, прикрыв их длинными ресницами. – Колись, сестрица!
– Нет, я не беременная. Все гораздо серьезнее.
– Уже родила, что ли? – подмигнул он ей весело.
– Мне кажется, что это мама убила Стеллу.
– Чего-чего? Ты, Машка, сдурела, что ли?
– Но не сама. Она попросила одного человека, я его знаю. Мы все его знаем. Он влюблен в маму и готов для нее на все. Вот он и сделал это. Подкараулил Стеллу там, на собрании, и ударил ее.