Серебряная пуля
Шрифт:
— Вот здесь мы и будем работать, — сказал Андриадис. — Но сначала я попрошу вас надеть халат. Раздевалка здесь.
И, только когда она оказалась в комнате за закрытой дверью, на нее навалился страх. В ужасе она думала, что отдала свою жизнь в руки этих людей! Она разрешила им нацелиться на ее тело аппаратом из научного японского фильма пятидесятых годов! Она больше не могла храбриться. Почему, ну почему она не настояла, чтобы Джон приехал вместе с ней?
Но нет, конечно же, нет. Это невозможно.
— Я готова, — сказала она через минуту, выходя из раздевалки.
Доктор Андриадис, казалось, почувствовал то, что она сейчас переживает.
— Незачем волноваться. Все будет прекрасно. Мы здесь для того, чтобы вам помочь.
Когда она прошла с ним к аппарату «Кобальт-60», то взглянула на доктора Стиллмана. Он равнодушно стоял в стороне. И вновь, еще сильнее, чем прежде, ей захотелось, чтобы на месте этого человека был кто-нибудь другой.
Когда Сабрина открыла в тот вечер дверь, Логан стоял на пороге с охапкой подсолнечников.
— Это чтобы ты не забывала, кто солнце твоей жизни, — объявил он. — Марджори Роум я послал розы.
Она засмеялась.
— И я тоже. — Из-за спины она вынула два больших пакета конфет. — Это чтобы ты не забыл, кто сладость твоей жизни.
Он разбросал цветы по полу в гостиной и обнял ее.
— Как всегда, у меня есть кое-что получше.
Не прерывая поцелуя, она ногой закрыла дверь.
— Знаешь что, Сабрина, — сказал Дэн, чуть отстранясь, — я почти весь день летал как на крыльях и с трудом сдерживался, чтобы не рассказывать всем подряд о том, что случилось.
— Я понимаю.
Он засмеялся.
— Мне тоже хотелось бросить им в лицо эту новость. А когда ты собираешься увидеться с Рестоном? — напомнила она ему.
— В девять у него. — Он посмотрел на часы. — Держу пари, тебе хотелось бы стать маленькой итальянской мухой и усесться на стене в его гостиной.
— Да, тогда бы я тоже его увидела. Хотя у мух очень узкое поле зрения. Может быть, в таком случае он бы мне больше понравился?
Вдруг он вспомнил.
— О, мне надо кое-что тебе показать. — И вынул из нагрудного кармана письмо. — Вот после этого и не верь в судьбу.
— А что такое?
— Вынул из своего почтового ящика днем.
Он передал Сабрине письмо. Она тут же узнала конверт — точно такой же, как тот, что пришел от немецкого старика-химика два месяца назад. На этот раз письмо было длиннее первого, почти целая страница исписана старательным старомодным почерком.
«Уважаемый доктор Логан!
Приветствия и наилучшие пожелания. Я был очень рад получить от Вас письмо тридцать первого мая. Работа, которую Вы делаете, мне кажется очень интересной. Пожалуйста, дайте знать о Ваших результатах. Или назовите публикации, которые я мог бы почитать.
Вы спрашиваете меня о работе, которой мы занимались очень давно. Она велась под руководством японца Микио Накано».
Сабрина посмотрела на Логана.
— Накано?
Он засиял.
— Представляешь, да?
«Накано приехал в нашу страну совсем молодым и работал у великого доктора Пауля Эрлиха. Это Эрлих поручил ему заняться раком груди.
Я познакомился с Накано в 1928 году, когда он стал работать во Франкфурте в компании „Кристиан Томас“. Он был главным химиком, а я просто молодым помощником. И у нас сложились хорошие отношения.
Я все еще очень хорошо его помню, очень умного, энергичного. У Томаса мы работали с химическими продуктами из нефтяного сырья. Но герра Накано больше всего интересовали эксперименты с производными сульфанатов. Он был уверен, что сумеет найти средство для борьбы с раком. Господин Томас сперва тоже в это верил, но соединение получалось весьма токсичным. И одни кролики от него слепли, а другие умирали. Поэтому через какое-то время Накано ушел от Томаса. Но, насколько я знаю, он не прекратил работу. Он был очень настойчивым. В конце концов, и сам Пауль Эрлих двадцать лет искал решение, как избавиться от токсичности в лекарствах против сифилиса. Шестьсот шесть соединений синтезировал Эрлих! И он же нашел одно-единственное решение!
Пожалуйста, сэр, напишите мне побольше о Вашей работе. Мне интересны все детали. Сейчас у меня много свободного времени и бывает скучно.
С искренними пожеланиями,
Рудольф Кистнер».
Сабрина осторожно вложила письмо в конверт.
— Видишь, — сказала она тихо. — Не мы первые. У этого человека тоже такие мысли.
— Я бы хотел, чтобы он увидел то, что мы сделали сегодня.
Сощурившись, она взглянула на него.
— Откуда мы знаем, может, он и видел?
Часом позже, когда Логан входил в парадное Рестона — впервые он был здесь несколько месяцев назад, — его охватили противоречивые чувства: как член группы Джонни Рестон имел право на эту потрясающую новость. И ему следовало сообщить ее еще несколько часов назад. С другой стороны, именно Рестон отстранился от проекта, и мысль, что теперь он разделит с ними славу, если таковая на них обрушится, было трудно переварить.
Даже сегодня первым порывом Рестона было дистанцироваться от курса.
— Ну что, Дэнни, мой мальчик? Что такое стряслось, что ты не мог подождать до завтра? — спросил он уже в прихожей. — Как будто я не знаю…
— Мы можем сесть? Это очень важно, Джон.
— Что, так плохо? — спросил тот, вводя Дэна в гостиную. — Боже мой, я уже начинаю тебя воспринимать как вестника дурных новостей. — Они сели в гостиной, в которой царил хаос. — Что, новый случай этой чертовой токсичности?
— В общем-то нет. Речь идет о Марджори Роум.
— А что с ней?
Логан вынул рентгеновский снимок.
— Эти снимки мы сделали сегодня. У нее все чисто.
Рестон привстал.
— Что ты такое говоришь?
— Взгляни.
Рестон не решался.
— Чисто? Ничего нет?
— Насколько можно видеть — ничего.
Рестон неуверенно улыбался.
— Правда? И ты меня не обманываешь? — Он встал. — Дай-ка взглянуть. — Он мигом посмотрел снимок. — Эми! — закричал он. — Эми, давай сюда!