Серебряная пуля

Стейн Гарри

— Ну что, достукались, Логан? — начал глава медицинского отделения. — Я полагаю, нет нужды в объяснениях.

— А как же вы тогда собираетесь поступить, сэр?

То, что старший коллега наслаждался сценой, лишь вдохновило Логана сыграть ее как можно хладнокровнее, насколько это в человеческих силах.

— Мне не нравится такое отношение, молодой человек. Будьте любезны проявить уважение, а не оскорблять меня!

— Да, сэр. Именно это я и намерен сделать, доктор Ларсен.

— Тогда — к сути. Уже пять месяцев прошло с тех пор, как был одобрен ваш курс. Но я ничего не слышал о нем, кроме дурных отзывов. Ничего! Все, что вы сумели установить, так это то, что лекарство слишком токсично.

— Меня это тоже беспокоит, сэр. Но рано делать выводы.

— И, — продолжал Ларсен, пропусти в мимо ушей замечание, — трудно вообразить, что говорят о вашем личном поведении, оно все хуже. Похоже, вы и понятия не имеете, как вести себя с пациентами.

Логан уставился на Ларсена. И такое слышать от человека, чья манера поведения у кровати больного, как у убийцы из сериала!

— Сэр. Я думаю, это нечестно. Кроме мисс Уинстон, с которой возник конфликт с самого начала, никто…

— Меня не интересует ваше мнение. И вообще я не думал, что результаты экспериментов с соединением Q так плохи.

— Но доктор Шейн…

— Или его мнение… Не доктор Шейн — главный исследователь в этом курсе, а вы.

— Конечно, я просто пытаюсь сказать, что наш курс ничуть не хуже, чем другие на этой же стадии. И наш не единственный, который пока не показал ярких результатов.

Хотя Логан не называл имен, намек был ясен. И вена на виске Ларсена начала пульсировать.

— Я не должен вам напоминать, что вы не доктор Стиллман! И вы не на том уровне, чтобы говорить в таком тоне о работе доктора Стиллмана!

— Да я просто пытаюсь…

— Доктор Стиллман понимает, что нельзя подвергать пациентов неоправданному риску. Он думает о репутации института. А вы, молодой человек, известно вам это или нет, как раз именно это и сделали. Вы понимаете, о чем я говорю?

Логан собрался было ответить, но передумал. Ларсен и не пытается изобразить, что хочет вести диалог. Он не слушает ответов.

— Да, сэр. Очень сожалею, доктор Ларсен. Так что вы теперь предлагаете нам делать?

— Я ничего не предлагаю. Вы должны сделать следующее. Сколько пациентов осталось у вас на курсе?

— Миссис Берн выпадает, я думаю… — Собеседник не сводил с него глаз. И он закончил: — Тогда остается тринадцать.

— И они регулярно появляются в институте?

— Да, сэр.

Логан подался вперед, навалившись на стол.

— Доктор Логан, не в моей власти окончательно закрывать курс. Но я могу предпринять необходимые шаги, чтобы спасти реноме медицинского отделения. — Он помолчал. — Я жду, что вы проинформируете всех своих пациентов в их очередной приезд в институт о чрезвычайном риске, которому, как мы теперь знаем, они подвергаются из-за этого лекарства. И каждая должна сделать выбор — оставить курс или продолжить. — Он покачал головой. — И я хочу каждой из них принести извинения лично.

Логан стоял потрясенный и онемевший. В общем-то Ларсен убивает программу. Неужели дело идет к концу? И у него даже нет возможности привести аргументы в защиту программы?

Он понимал, что слова ничего на значат. Да они и не шли на ум.

— Все, Логан, — сказал вдруг Ларсен воинственным командирским тоном, как бы разрешая мелкому служащему уйти. — Понимаете ли, некоторым из нас здесь еще работать.

* * *

10 августа 1934 года

Франкфурт

В последние дни жара стояла невыносимая. Мы все еще не решаемся покидать квартиру. В этой части города много беспорядков — избивают прохожих, закидывают камнями витрины магазинов.

Нам надо подумать о своих финансах. По новым законам Эмма может давать уроки только евреям. Ее отец боится, что потеряет магазин. Некоторые друзья вообще пытаются уехать.

С тех пор как моя работа в лаборатории герра Томаса свелась к двум дням в неделю, я могу заниматься своими делами в подвале. Так что мои исследования не прервались. Прежние испытания варианта 531 новой синтетической модификации показали прекрасные возможности. Но оборудование для исследований получать все труднее, как, впрочем, и остальное.

* * *

До сего дня опыт общения Логана с Марджори Роум ограничивался знакомством. Первую беседу с ней проводила Сабрина, она ее и вела по курсу. А потом ее обследованием в амбулатории занимались также Сабрина или Рестон.

Но оба подтвердили собственное впечатление Логана — она хорошая женщина. Любезная. Готовая сотрудничать. И самое главное — уравновешенная, что, как Логан узнал на основе тяжкого опыта, совершенно необходимо в таких ситуациях.

— Миссис Роум не нытик, — говорила Сабрина, — она… Есть какое-то выражение? Может посмотреть на вещи с чужой колокольни? Она знает, что, если что-то плохо, не значит, что кто-то виноват.

Логан вспомнил все это, чтобы ободрить себя. Марджори Роум — еще одна пациентка, у которой возникла проблема с креатинином, она должна была утром явиться на обследование, которое Логан собирался провести сам.

Даже до разговора с Ларсеном он с ужасом думал об этом — можно было предположить, что уровень креатинина дойдет до грани приемлемого и ее придется убрать из программы. Но даже слабая надежда на то, что уровень не поднимется до такой степени, вселяла мало оптимизма. Сейчас он должен выполнять приказ начальства и под давлением Ларсена душить собственное детище.

Сидя на скамейке во дворике в яркое летнее утро и глядя на прохожих, Логан не мог поверить в случившееся. Он пытался сформулировать, что чувствует. Неужели такое могло быть? Но нет, продолжая анализировать, он понял: его реакция — шок. И, что интересно, совсем другой уровень самозащиты. Ему повезло, что он испытал это на себе.

Сабрина другая, и не надо спешить рассказывать ей. Незачем наносить удар, это эгоистично и невеликодушно. Она все утро как приклеенная в лаборатории Шейна, и, видимо, ей потребуется время, чтобы осмыслить такую новость и найти убежище, где можно побыть совсем одной. И это даже не удар по перспективе ее карьеры, даже не вызов ее гордости. Просто страшная обида, нанесенная ее сильно развитому чувству справедливости.