Серебряная Рука
Шрифт:
Динг-донг! — внезапно раздается с Серебряной башни. Это сигнал тревоги. Динг-донг! — продолжает гудеть большой колокол. Звонарь бьет в него, пока грачи и галки не закружатся с криком вокруг колокольни. Динг-донг! — пока злобные псы не отзовутся жутким воем из своих каменных нор позади конюшен. Динг-донг, динг-донг! Затем следуют шум и спешка во дворе замка. Люди кричат, созывают друг друга, бренчат оружием, седлают лошадей. Подковы звонко цокают по камням. Со скрипом и лязгом медленно поднимается железная решетка, а вслед за этим с грохотом и скрежетом опускается на железных цепях подвесной мостик. Лавина всадников проносится сначала по нему, потом по горной тропе, пока темный лес не скрывает их из
После этого на замок снова снисходит мир. Он погружается в обычную повседневную жизнь. Кричит петух, повар бранится с ленивой служанкой, Гретхен, которая, выглядывая из окна, напевает песенку себе под нос. И со стороны может показаться, что это дом простого фермера, а не логово беспощадных разбойников. В мирных трудах день может длиться до вечера, прежде, чем хозяин Замка вернется домой со своими верными слугами. Правда, кто-то из них вернется с кровавой повязкой на голове, кто-то — с рукой на перевязи, а кое-кто и вовсе не вернется. Об этом неудачнике в замке скоро забудут, разве что его жена всплакнет о нем одинокими тоскливыми вечерами. Почти всегда после такой вылазки разбойники возвращаются, ведя за собой лошадей, навьюченных всевозможной поклажей. Иногда между ними можно видеть, несчастного пленника с руками, закрученными за спиной и ногами, связанными под лошадиным брюхом. Плащ и шапка на нем безнадежно сбились на бок, минута, и он исчезнет в камере подземной темницы, пока посланник из города с толстым кошельком не придет, чтобы выкупить беднягу. Тогда темница извергнет его из своих мрачных недр, и он поспешит убраться восвояси.
Один из слуг барона Конрада сопровождал своего хозяина во всех разбойничьих набегах. Это был малый небольшого роста, со впалой грудью, но с косой саженью в плечах и длинными мускулистыми руками, висевшими вдоль тела чуть ли не до колен. Его косматая шевелюра спускалась на лоб до самых глаз, так что между кустистыми черным бровями и спутанными прядями волос оставалась только узкая полоска. Один глаз у него был слеп, зато другой сверкал за двоих. Многие люди верили слухам, будто Одноглазый Ганс ходит запросто в гости к Хозяину гор пропустить кружечку пива, и тот дает ему силу десяти удальцов. Иначе как объяснить, что Ганс мог согнуть железный вертел, словно ветку орешника, а также поднять с пола и поставить на голову бочонок вина, точно это была корзина яиц. Ганс никогда не опровергал эти слухи, его устраивала слава силача и загадочного нелюдима. Как пес, послушный своему хозяину, и только ему одному, он жил в замке в угрюмом одиночестве, внушая почтение и страх другим обитателям.
Глава 2. КАК БАРОН НЕ ЗАХОТЕЛ ОТКАЗАТЬСЯ ОТ ЛЕГКОЙ ДОБЫЧИ
Барон Конрад и баронесса Матильда сидели рядом за утренней трапезой. Перед их возвышающимися сидениями простирался длинный, тяжелый деревянный стол, заваленный простыми яствами. К столу подавались черный хлеб, вареная капуста, бекон, яйца, филейная часть кабана, колбаса, а также фляги и кувшины, наполненные пивом и вином. Вдоль скамей сидели по ранжиру, заведенному в замке, его обитатели. Четверо или пятеро женщин в замызганной одежде прислуживали остальным, шумно насыщавшимся за столом. Они сновали с деревянными блюдами, проворно подносили новые кушанья, смеясь шуткам и время от времени присоединяясь к застольным разговорам. В открытом очаге полыхало пламя, вблизи которого вытянулись два похожих на волков лохматых пса. А снаружи дождь барабанил по крыше и стекал потоками с карнизов, в то время как порывы ветра то и дело врывались в открытые окна трапезной, заставляя
Темные стены залы были увешаны доспехами, кинжалами, копьями и ветвистыми оленьими рогами. Над головами высилась арка из тяжелых дубовых перекрытий, черных от времени и копоти, а пол под ногами был вымощен простым камнем.
Через плечо барона Конрада перегнулась тонкая светловолосая баронесса. Она была единственной душой на свете, с кем грозный хозяин замка был ласков и на кого смотрел с любовью. Даже грубый голос барона, когда он обращался к жене, менялся и звучал заботливо и нежно. Баронесса что-то тихо говорила мужу, в то время как он всматривался в ее бледное лицо с кроткими голубыми глазами.
— Неужели ты не можешь ради меня не делать этого?
— Нет, — проворчал он своим низким голосом, — я не могу обещать тебе никогда больше не нападать на городских толстосумов из долины. Ты подумала, на что мы будем жить, если я не буду пополнять наши кладовые их добром? Разве эти бараны существуют не для того, чтобы я их стриг?
— Нет, — отвечала баронесса. — Ты можешь жить так, как живут остальные, ведь не все люди промышляют разбоем. Имей в виду, рано или поздно ты накличешь на себя беду. А если тебя убьют, подумай, что будет со мной?
— Чушь! — отозвался барон. — Что за глупые страхи?
Он опустил свою грубую волосатую руку на голову баронессе и провел по ее золотым кудрям.
— Ради меня, Конрад, я умоляю тебя! — прошептала баронесса. Последовала пауза. Барон сидел, задумчиво глядя на жену. Еще немного и, возможно, он сдался бы. И тогда страшные беды, которые уже стояли на пороге его дома, счастливо миновали бы его. Но попробуй уйти от судьбы!
Как раз в эту минуту резкий звук прервал тишину. Динг-донг! — заговорил большой колокол на Сторожевой башне. Барон встрепенулся, ухватился за ручки кресла, точно собираясь встать, но потом снова откинулся назад. Остальные мужчины уже вскочили на ноги и стояли вокруг барона, ожидая его приказаний.
— Ради меня, Конрад, — снова взмолилась баронесса. Динг-донг! — продолжал звать колокол. Барон сидел, нахмурясь и глядя в пол. Баронесса двумя руками взяла его руку и слезы наполнили ее прекрасные глаза, когда она подняла их на мужа. — Ради меня, не поезжай!
Снаружи раздался шум конских копыт, прогремевших по каменной мостовой. Люди в замке с недоумением наблюдали странное поведение барона. В это время дверь распахнулась, и, расталкивая тех, кто оказался на его пути, Одноглазый Ганс направился прямо к своему господину. Наклонившись, он прошептал ему что-то на ухо.
— Ради меня, — твердила баронесса. Но было поздно. Чаша весов явно склонилась не в ее пользу. Барон резко встал на ноги, оттолкнув стул.
— Вперед! — скомандовал он громоподобным голосом, и радостные крики грянули ему в ответ. Широкими шагами барон устремился к дверям прочь из зала. Баронесса закрыла лицо руками и залилась слезами.
— Не горюй, моя птичка, — пробовала утешить свою хозяйку старая Урсела, нянюшка баронессы. — Твой муженек вернется, как он всегда к тебе возвращается.
Но бедняжка продолжала рыдать, потому что Барон не выполнил ее просьбу, несмотря на все ее мольбы. Спустя некоторое время Баронесса подошла к окну. Бледное юное лицо в обрамлении золотых кудрей высунулось из окошка, но Барон, если и заметил его через щели своего сияющего забрала, не подал виду.
— Вперед! — снова прозвучала его команда. Со скрежетом опустился подвесной мост, и всадники помчались, грохоча копытами и звеня доспехами, под укрытием серой стены проливного дождя.