Серебряное дерево
Шрифт:
Тут Виолка сделала оркестру знак, чтоб он стих, и выступила вперёд.
Кто бы мог подумать, что в этой девочке столько храбрости!
Воины остолбенели, а Булыган стал приближаться к Виолке.
— Ха-ха-ха! — захохотал он.
И в тот миг, когда Булыган с рычанием поднял огромное копьё, чтоб в упор сразить маленькую артистку, Виолка тронула смычком струны.
Она играла, покачиваясь и отбивая ногой такт, и банты в её косичках чуть вздрагивали. Глаза Виолки, как настежь распахнутые оконца, в этот миг не видели никого вокруг. Скрипка пела
— Какая красавица наша Виолка! — восхищённо перешёптывались свирельцы, позабыв, что находятся на войне. — И как хорошо играет!
Запрыгали каменные глазищи Булыгана, содрогнулся он всей тушей и попятился, натыкаясь спиной на воинов. Копьё так и застыло у него в руках, И те булыганцы — а таких оказалось немного, всего тридцать три, — у которых сердца окаменели до самой серединки, тоже в страхе начали отступать.
А остальные воины замерли, уронили на землю отравленные копья и стали во все глаза глядеть на девочку и на маленький розовый ящичек в её руках.
Виолка играла «Победную симфонию», и всё вокруг словно менялось. Не стало больше ни печального поля битвы, ни безобразных вражеских туш — цветут, как цветы на лугу, разноцветные домики давней, мирной, Свирелии, шумят на ветру ёлочки, звенят ручьи и водопады, поют свирели в тишине вечера...
Чем дольше слушали музыку булыганские воины, тем ниже опускались их плечи. Они начинали проявлять какие-то признаки волнения.
Вдруг каменные щеки булыганцев, заскрежетав, раздвинулись — это воины пробовали улыбнуться. Потом у них вдруг случился приступ веселья. Они сбросили свои панцири и каски и начали хохотать и извиваться, как будто их кто-то щекочет, — так им было приятно, что они превращаются в людей. От смеха лица воинов ещё больше размякли, а глаза посветлели.
Скрипка пела и пела, и каждый звук невидимой каплей падал на каменное сердце, и это место на сердце оживало.
И вот из прояснённых глаз воинов покатились слёзы. Сначала они были мутны и грязны, но с каждым новым звуком становились всё светлей и всё обильнее струились по оживающим лицам.
Потом воины задвигались, заулыбались и теперь уже почти ничем не отличались от самих свирельцев.
Между прочим, эта картина была запечатлена в стихотворении Чика «Победа», которое учитель Минус очень хвалил.
Виолка, кончив играть, ещё несколько мгновений смотрела на всех невидящими глазами, потом опомнилась, тряхнула бантами и раскланялась.
— Ура! Ура-а-а! — покатилось по рядам свирельцев.
— Ура! Победа! — закричал Минус, быстро взобравшись на помост-вышку, чтобы произнести речь. — Теперь понятно вам, граждане Свирелии, каким оружием надо защищаться от каменных чудовищ? Слава мудрецу Гранату! Он столько трудился над этой скрипкой, хоть и не подозревал, что в ней секрет непобедимости... Один маэстро Тромбус догадался, что надо не только сокрушать каменные туши булыганцев, но и размягчать музыкой окаменевшие их сердца. Слава Тромбусу, сочинившему «Победную
Виолка торжествовала и выглядела до того симпатично и мило, что свирельцы и ожившие булыганцы всё время тянули шеи, чтоб увидеть её в толпе. И сама Виолка то и дело подходила к озеру, чтоб украдкой поглядеться в воду и убедиться, что теперь она не такая уж дурнушка.
Все поздравляли маленькую артистку, и только Лягушонок не решался к ней подойти. Чем больше он глядел на неё, тем больше думал, какая она всё-таки смелая и находчивая, и тем сильнее волновался, что так трудно будет ему теперь искупить свою вину.
Внезапно Лягушонку пришла в голову мысль подарить девочке незабудки, которые она так любит, и садовник Грушка нарвал командиру букетик самых свежих и самых голубых незабудок. Сунув букет в карман, Лягушонок несколько раз направлялся к Виолке, чтоб вручить ей цветы. Но всякий раз, приблизившись, он смущённо покашливал и проходил мимо.
Кончилось тем, что в досаде на себя Лягушонок швырнул незабудки на землю, скрылся в своей палатке и стал нервно накручивать на палец чуб.
А олень Аргамак — он ведь не знал, для чего предназначены незабудки! — подобрал их да и съел.
Виолка заметила мучения командира. Иногда она бросала на него гордые взгляды, желая показать, что ничего не забыла, но в душе давно уже простила Лягушонку всё. Девочка была счастлива, а счастливые люди всегда великодушны. Наконец, она сама пришла к командиру в палатку и предложила ему вечный мир. Что ж, Лягушонок любил поворчать, но ведь это была лишь дурная привычка, от которой при желании не так уж трудно избавиться.
Глава четырнадцатая.
СВИРЕЛЬЦЫ РАЗРУШАЮТ ДВОРЕЦ ЗЛА И ОТКРЫВАЮТ БУЛЫГАНСКУЮ КЛАДОВУЮ
Видя, что дело принимает опасный оборот, Булыган и ещё тридцать три воина, окаменевших до самой серединки сердца, бросились удирать. Изрыгая ругательства, Булыган мчался с небывалой прытью, да и другие воины не отставали — страх придал проворства их каменным ногам.
Тут поднялся невообразимый хохот. Смеялись свирельцы, хохотали каменные воины, ставшие людьми, — уж очень уморительно выглядел удирающий Булыган.
Когда все насмеялись, Лягушонок скомандовал :
— В погоню!
— Мы должны идти в Булыганию и разрушить дворец! — добавил учитель Минус.
Первым вскочил на верблюда Лягушонок. Увидев, как его друг Коренёк с печальным видом седлает ослика, он потеснился и великодушно пригласил Коренька к себе, на верблюда-вожака.
В погоню за Булыганом устремились и Фитилек с водомётом в руках, и Чик с Желтопузиком на плече, и Виолка со скрипкой верхом на Аргамаке.
Оркестранты расселись по верблюдам и тоже преследовали булыганцев. Музыка настигала беглецов, приводила их в дрожь.
Позади всех ехала санитарная машина с нарисованными на боку чашей и змеёй.