Серебряное прикосновение
Шрифт:
Летисия была красивой, словно куколка, с темно-голубыми глазами и волосами цвета светлой меди. Когда она немного подросла, то стала сразу же злоупотреблять покладистым характером Джосса, и безумно завидовала старшему брату, потому что его пускали в мастерскую, а ее нет.
— Я тоже хочу туда! — упрямо рвалась она за родителями и Джоссом, но каждый раз дверь захлопывалась у нее перед носом, и тогда Летисия бросалась на пол в гостиной, начинала визжать и бить кулачками и ногами по полу, пока, наконец, Абигайль волоком не утаскивала ее в детскую.
Эстер не сомневалась, что дочь унаследовала ее вспыльчивый, взрывной
Работа в мастерской постепенно наладилась, стабилизировалась. Джон зарекомендовал себя как добросовестный, аккуратный рабочий, который всегда вовремя выполняет заказы. Иногда ему приходилось работать круглые сутки, но каждую неделю в субботу к полудню он обязательно прекращал работу, закрывал мастерскую и снова принимался за дело только в понедельник утром. Половину субботы и воскресенье Джон проводил с Эстер и детьми. Все вместе они ходили смотреть корабли и лодки на Темзе, часто водили детей в зоосад к Тауэру или в Сент-Джеймский Парк возле Королевского Дворца.
Вскоре Джон решил, что Джосса пора хотя бы один-два раза в неделю обучать грамоте. Эстер полностью согласилась с мужем, хотя и не осознала главного: Джон собирался учить грамоте не одного, а двух учеников.
— Ты будешь учиться вместе с Джоссом, — заявил он Эстер, — это великолепная возможность для тебя наконец-то освоить письмо и чтение. Кроме того, Джоссу будет интереснее, если ты будешь рядом с ним делать то же самое. Вы даже могли бы устроить соревнование.
Эстер оцепенела. Все ее детские страхи и переживания, связанные с учебой, неприятно кольнули память. У нее даже похолодело внутри.
— Нет! Я уже слишком старая, чтобы учиться!
Джон от души рассмеялся над этими словами.
— Да тебе ведь всего двадцать пять! Ты же еще почти девчонка! Вспомни, как быстро ты научилась ремеслу в мастерской. То же самое и с чтением. В конце концов, у тебя же нет проблем со счетом.
Эстер развела руками.
— Я не знаю, как объяснить. Буквы, алфавит… Я не воспринимаю их!
— Это потому, что тебя никогда правильно не учили. Ты сообразительная, у тебя хороший, цепкий глаз. Ты быстро научишься читать. Да и писать. Подумай только, насколько легче тебе будет просто написать записку, а не царапать каждый раз непонятные символы, которые ты и сама-то понимаешь с трудом.
Еще ребенком Эстер выучила алфавит наизусть, причем тогда ей было всего пять лет. Однако основной ее проблемой было то, что Эстер никак не могла соединить, связать устную речь с письменным словом. Она давно и решительно отказалась от попыток научиться читать, и теперь ей очень и очень нелегко было возобновить занятия и попытаться что-то освоить. У Эстер было такое чувство, будто внутри нее сидит нечто или некто, который помимо ее воли сводит на нет все ее усилия. Ну почему, почему она никак не могла написать слово ровно, по линеечке, предназначенной для него? Ведь наряду с этим она очень хорошо рисовала. Эстер прямо-таки изводилась, видя, как параллельно с ней Джосс с легкостью выучился писать простые слова и уже довольно бегло читал. Все терпеливые многочисленные усилия Джона, его попытки сломить барьер, который возникал между тем, как Эстер видела написанный текст и как пыталась его воспринять, не давали результатов. Чем больше она напрягалась, тем хуже себя чувствовала.
— Мам, смотри, как я пишу. Смотри и повторяй. Хочешь, напишем это слово вместе, а?
Эстер все так же не воспринимала буквы, не могла сопоставить написанное и произнесенное. Джосс никогда не смеялся над ее ошибками, как мог бы это делать любой другой ребенок, а Джон всегда был исключительно терпелив и спокоен. Но несмотря на все это, Эстер чувствовала себя униженной.
— Я задерживаю прогресс Джосса. Я же вижу это. Так больше продолжаться не может, — заявила она как-то раз, после особенно тягостного для нее занятия.
— Согласен, — кивнул ей в ответ Джон, — придется устраивать тебе отдельные занятия.
Вздохнувшая было с облегчением Эстер, услышав последнюю фразу, застонала и схватилась за голову.
Раньше она всегда с нетерпением ожидала, когда наступит вечер и дети лягут спать. Ей очень нравилось проводить эти вечера вдвоем с Джоном. Теперь же Эстер стала ненавидеть их. После ужина, когда посуда была вымыта и дети лежали в своих постелях, Джон доставал ненавистную грифельную доску, книги, и начинался мучительный для Эстер урок. Вскоре она научилась писать свое имя, несколько коротких простых предложений, но все же постоянно, как и прежде, путала буквы или просто опускала их из слов. Джон поправлял ее в сотый, сто пятидесятый раз, а на сто пятьдесят первый Эстер уже была готова разрыдаться от горя и отчаянно колотила кулачками по столу.
— Ну-ну, не надо так, дорогая, — бодро говорил Джон, утешительно похлопывая ее по плечу. — Ты делаешь успехи. Еще чуть-чуть времени и терпения и все будет хорошо.
Больше всего Эстер раздражало упорство Джона, его «ослиное» упрямство. Другой давно бы уже бросил эту затею. Эстер очень хотелось освободиться наконец-тo от тошнотворного чувства при виде книг, перьев и грифельной доски. Помимо этого, ее одолевал стыд, как в детстве, а в этом также не было ничего приятного.
Как-то раз вечером Эстер подумала, что пришел благословенный час, и ее мучения закончились, потому что вместо того, чтобы достать злополучную доску и книгу, Джон положил перед ней на стол лист бумаги и карандаш.
— Я хочу, чтобы ты сделала для меня эскиз заварного чайника. Ты всегда хорошо разбиралась в этом и сразу видишь все допущенные ошибки, что должно быть, а что, наоборот, лишнее в изделии. Поэтому теперь я хочу посмотреть, сможешь ли ты сама сделать эскиз.
Эстер почувствовала себя так, будто гора свалилась у нее с плеч. Видимо, Джон понял, что его учительствование в течение последних нескольких недель совершенно доконало ее и, возможно, спровоцировало нервный стресс, поэтому решил, что больше не стоит навязывать Эстер уроков.
— Ну, это легко, — радостно ответила Эстер, — я ведь часто рисую маленькие эскизы серебряных предметов. Просто так, для собственного удовольствия.
— Знаю. Но мне нужен настоящий эскиз, понимаешь? Выполненный профессионально.
Эстер сразу же принялась за работу, схватив карандаш и перо. Она догадалась, что Джон дал ей «карт-бланш» — она может свободно творить все, что вздумается, и выплескивать свои идеи на бумагу. Эстер чувствовала гордость, чувствовала себя польщенной и удостоенной особой чести.