Серебряное время (сборник)
Шрифт:
Видно, пиво вызывало в нем повышенную потребность в общении. Я не стал капризничать, налил себе стакан.
– Как жизнь, дядя Степа? – начал я издалека. – Ездить много приходится?
– Мы далеко не ездим. Это вы далеко ездите. – Он засмеялся икающим смехом.
– Что верно, то верно. Готовим пробный рейс, работы по горло. Тебе, наверно, тоже приходится по ночам работать?
Дядя Степа сторожко посмотрел на меня одним глазом. Потом на его широком простодушном лице появилась ухмылка. Он ловко кинул в рот горсть гороха, прожевал
– Не, по ночам мы спим. Ты, Калач, разъясни мне: вот вы в прошедшее время хотите ездить. А в будущее как?
– В будущее проще, дядя Степа. Понимаешь, движущиеся часы всегда отстают и…
– Что-то я не замечал. – Дядя Степа взглянул на свои часы. – Если, конечно, часы в порядке. Я к чему спрашиваю, ведь прошлого, куда вы хотите ездить, уже нет?
– Но оно было. – Я начинал терять терпение. – Дядя Степа, если хочешь, я тебе объясню все, только в другой раз. А теперь, будь друг, скажи: этой ночью ты или кто из твоих ребят не проезжал случайно мимо ангара?
– За других не знаю, а я не проезжал. – Дядя Степа мощным глотком прикончил пиво и принялся подбирать просыпавшийся горох.
– Ты же завгаражом, – не унимался я. – Без твоего ведома ни одна машина…
– Ну, бывай. – Дядя Степа поднялся, нахлобучил кепку и пошел к выходу, плавно неся на коротеньких ногах крепко сбитое тело.
Так мне и не удалось ничего выведать.
Когда мы с Виктором к концу перерыва возвращались на работу, то увидели на площадке перед «стойлом» каток. Он усердно утюжил дымящийся асфальт. Вот это оперативность!
Прошло два дня. Мы с Виктором стали нащупывать совмещения, которые можно было не считать бредовыми. Виктор развил такой бешеный темп работы, что воя никла опасность завихрений, и хронографисты прибежали к нам со скандалом. Жан-Жак тоже заглянул в лабораторию и прочитал небольшую нотацию, впрочем, одобрительно отозвавшись о полученных нами результатах.
– Иван Яковлевич, – сказал я, когда он собрался уходить, – а как с тем делом? Ну, насчет кремальеры?
– А что, собственно, я должен вам сообщить? – Он холодно взглянул на меня. – Директора я поставил в известность тогда же. А вас, в свою очередь, прошу ставить меня в известность, когда вы работаете в СВП.
Не понравилось мне это. Вроде бы он намекал, что мы сами нашкодили и что вообще нас нельзя оставлять без присмотра.
Ну ладно.
В четверг мы с Виктором убедились, что наши обнадеживающие результаты гроша ломаного не стоят. Пора бы мне уже привыкнуть к разочарованиям и неудачам на тернистом, как говорится, пути науки. Но каждый раз у меня просто опускаются руки. Ничего не могу с собой поделать, переживаю. А Виктор хоть бы хны.
– Превосходно, – сказал он, выхватывая у меня из пачки сигарету. – Еще одна гипотеза исключена.
Мы покурили и вернулись в лабораторию. Работа что-то не клеилась, но я все же занялся разблокированием хронодеклинатора. Возня с отверткой и тестером всегда успокаивает
По четвергам Ленка обычно уезжала в город но библиотечным делам, так что мы с Джимкой сами пообедали, а потом я вывел пса погулять. Был ранний вечер, такой тихий, что я слышал, как дятел долбит сосну в Нащокинском лесопарке, за два километра отсюда. Я мирно шел по тропинке и бормотал нашу походную песню: «Выйду я с собачкой погуля-а-ти. Эх, да, эх, да в лес зеленый ноброди-и-ти. Се-бя людям показати». Джимка носился как угорелый. Подбегал ко мне, тыкался влажным носом в руку, и снова его темно-серое тело мчалось среди берез, точно стрела, спущенная с тугой тетивы.
Так мы дошли до коттеджа, в котором жил Виктор. Джимка скромно уселся на крыльце, а я вошел в комнату.
Виктор сидел за столом и делал дудочку из камышинки. Он даже не оглянулся на меня.
– Пошли погуляем, старик, – сказал я.
Он сунул свою дурацкую свистульку в рот и извлек из нее печальный звук. Затем скосил на меня карий глаз.
– Не та частотная характеристика, – сказал он и снова принялся ковырять дудочку ножом.
– Пошли погуляем, – повторил я.
– Не хочу. Сейчас Шадрич придет играть в шахматы.
И тут же вошел Леня Шадрич, занимавший комнату в этом коттедже, по соседству. Под мышкой у него была зажата книга.
Шахматы так шахматы. Мы поблицевали несколько партий на высадку, вернее, Леня и я сменяли друг друга, а Виктор выигрывал подряд да еще издевался над нами. Потом я все-таки вытащил их погулять – не хотелось сидеть в комнате в такой чудесный тихий вечер, пахнущий близкой осенью.
Мне приходилось сдерживать Виктора, но все равно мы летели с изрядной скоростью, к великой радости Джимки, полагавшего но собачьей наивности, что мы это делаем для его развлечения.
Возле коттеджа Жан-Жака мы остановились перевести дух и пропустить машину, которая выезжала из гаража. За рулем сидел сам Жан-Жак в элегантном сером костюме. Он благожелательно кивнул нам, проезжая мимо, и на повороте подмигнул красным глазком стоп-сигнала. Впрочем, мое внимание привлек не Жан-Жак (он часто ездил по вечерам в город), а дядя Степа.
Я знал, что он присматривает за машиной Жан-Жака. Вот и сейчас дядя Степа запер гараж, степенно вытер руки платочком и, покосившись на нас, пошел своей дорогой.
Не хотелось упускать удобного случая. История с недожатой кремальерой и следами возле ангара никак не шла у меня из головы. Я пошептался с ребятами, и мы в один миг догнали дядю Степу. Он не очень-то дружелюбно ответил на наши преувеличенно-радостные приветствия, но когда понял суть дела, сразу смягчился. А суть заключалась в том, что у Лени Шадрича сегодня день рождения (о чем сам Леня минуту назад не имел ни малейшего представления), и Леня решил отметить это дело, и приглашает всех, кто пожелает, выпить за его здоровье. Тут я толкнул Шадрича локтем в бок, и он, смущенно заулыбавшись, подтвердил свое приглашение.