Серебряные Нити
Шрифт:
Небольшую яму я выкопал прямо в центре дворика, между домом и высокой стеной напротив. Сырая почва поддавалась неохотно, и потому я, наверное, провозился чуть дольше, чем мог бы, с трудом перенося взгляд незримых глаз куклы. Наконец, когда усталость окончательно парализовала мышцы и разрываемые болью ладони, я воткнул лопату в землю и без особой гордости посмотрел на своё творение, опасно похожее на плохонькую детскую могилу. Впервые я испытывал к физическому труду столь явное и раздражающее отвращение, но... Мне казалось, что другого выбора просто не было...
Отдышавшись, я разгрёб ворох
Чиркнув о коробок одной из спичек, я отбросил её от себя и до последнего мига смотрел за тем, как маленький жёлтый лепесток утопал в пучине просроченной прессы. Но прошла секунда - и от пугающего безмолвия не осталось и следа, безумный костёр вспыхнул быстро и яростно, вгрызаясь в долгожданную пищу, пожрал газеты за несколько секунд - и сразу же переключился на мёртвую, теперь уже точно мёртвую для меня куклу. Красивое чёрное кимоно поддалось не сразу, но устоять перед дыханием первородной стихии не могло даже оно; пожираемая огненной купелью чернота отступала с тела куклы, обнажая обыкновенные деревянные сочленения, связанные воедино множеством скрытых во всех подвижных частях блестящих сфер. Сферы эти теперь проглядывались и на тонких пальчиках, делали ладошку куклы похожей на ладонь робота из старых мультфильмов и новых фантастических боевиков...
В последнюю очередь занимались пламенем прекрасные волосы искусственной девочки. Они горели медленно и жалко, танцуя и расползаясь по игрушечному - теперь я мог быть в этом уверен - детскому телу. А потом волосы сползли с тонко очерченного треугольного личика, и я впервые увидел глаза куклы - невыразительные провалы серых глаз, устремлённые прямо на меня, провалы, в центре каждого из которых существовало по безумному водовороту черноты... Эти глаза, сверлившие меня до самого последнего мига, не были глазами манекена... Они могли быть чем угодно - но только не обыкновенными стекляшками! И когда они, издав глухой стук, провалились внутрь полой головы куклы, меня чуть не стошнило от страха и ощущения странной свободы.
Если бы я отодвинул волосы с лица куклы раньше, если бы встретил взгляд этих глаз, прямой, безразличный, пробирающий до костей... Если бы я встретил этот взгляд, то, уверен, просто сошёл бы с ума. Понимание этого не приносило облегчения или хотя бы успокоения, скорее даже наоборот - на сердце стало ещё чернее, ещё тяжелее.
Не так давно я нарушил покой спальни Акане, а теперь сжёг драгоценную куклу усопшей невесты. Что могло ожидать меня дальше? Любовная измена на кровати, которую я когда-то делил с Акане? Бред... Бред всё крепче принимал меня в свои объятия...
Я потряс головой, прогоняя проклятые мысли, и собрался уже засыпать кострище землёй, когда услышал приближающийся звук шагов. Кто-то шёл по направлению к этому закутку, и насыщенная влагой почва щедро отвечала неприятным, почти физически ощутимым причмокиванием.
– Кто здесь?
– я напрягся, потянул на себя лопату, неуверенно взвешивая её в руках.
– Я, - девушка в чёрном блестящем дождевике выглянула из-за угла, сохраняя на губах широкую кошачью улыбку.
– Акане, - я не смог сдержать облегчённого вздоха.
– Я уже не знал, что думать...
– Наверное, вы хотели сказать "Другая Акане"... Разве нет?
– она как будто бы изменилась в лице, стала чуть более печальной, чуть более задумчивой...
Я обмер. Осознание слов девушки пришло слишком поздно, принеся с собой какой-то странный, могильный холодок. Поначалу я даже не мог найти разницы между тем, что сказал я и тем, что предложила студентка... А когда всё-таки вспомнил...
Выругавшись, я потёр переносицу, прогоняя из головы странную сонливость.
– Что-то не так?
– девушка неуверенно, бочком, приблизилась к умирающему кострищу и глупо остановилась на полушаге. Взгляд её вдруг стал необъяснимо серьёзным.
– Эта кукла... Зачем вы сожгли её?
– Долго объяснять, - огрызнулся я, бросив на почти уже пожранное огнём тело куклы первую горсть земли.
– Она была красивой... Это... ваша?
– Нет, - почему-то мне захотелось рассказать всё, вообще всё, что я только чувствовал и о чём боялся думать.
– Кукла принадлежала Акане. Моей Акане, - не преминул исправиться я.
– Вот как... Вы убиваете собственные воспоминания?.. Разве это правильно? Разве... Разве это позволит вам убежать от одиночества?!
– Я не страдаю одиночеством!
– странно, но этот ответ вызвал во мне больше неоправданной злобы, чем надлежащего осмысления.
– И я не убиваю... Не убиваю воспоминания, просто...
На миг мне показалось, что эта, другая Акане, сейчас угадала слишком верно, слишком точно, и... И я ничего не мог с этим поделать - только упорно отрицать всё, что вторгалось в мой мир извне...
– Это ведь была очень красивая кукла, - повторилась девушка.
– Не знаю.
– Посмотрите, она совсем как маленький человечек... Как живой ребёнок. Как маленькая живая девочка...
Она могла бы быть живой, если бы я не убил её, не сжёг её - но живой немного не так, как думала Акане, не живой даже - просто двигающейся, дышащей и...
Что-то внутри меня оборвалось, к горлу снова подступил мерзкий и, кажется, шевелящийся комок дурноты.
– Вы нездорово выглядите, - студентка решилась подойти ближе и только сейчас обнаружила, что мои ладони покрыты выбивающейся из глубоких порезов кровью.
– И ваши руки... Что произошло?
– Ничего особенного, - я бросил лопату в хранилище, оставив пепелище засыпанным лишь наполовину.
– Вам кажется, что я задаю слишком много вопросов?
Вместо ответа я одарил её таким взглядом, от которого любой вежливый человек поспешил бы спрятаться за сотней извинений и на более чем почтительном расстоянии. Юная Акане даже не вздрогнула.