Серебряные ноготки
Шрифт:
– Не бойся, - сказала Женевьева.
– Это скоро пройдет.
Наемник подскочил, как ужаленный, и рванулся к ней.
Резкое движение отозвалось новой вспышкой боли, и, ошарашенный, он откинулся на подушку. Однако его ярость не утихла.
– Ты пила мою кровь, мерзавка!
Вампирша уже оделась, превратив некоторые предметы постельного белья в практичную юбку и шаль. Она загадочно посмотрела на своего спутника:
– Это было только справедливо. Ты тоже воспользовался мной, чтобы получить удовольствие.
Наемник ощупал раны на своем горле. Они
– Что ты сделала со мной? Свет причиняет мне боль.
Женевьева заглянула молодому человеку в глаза:
– Повышенная чувствительность к свету сохранится несколько дней. Вот и все. Ты не станешь моим посвященным. Впрочем, даже если бы я поступила с тобой иначе, ты не имел бы права жаловаться. Скольких девушек ты оставил беременными во время военных походов, а?
– Это…
– He одно и то же? Я знаю. Ладно, вставай. У нас есть день и ночь, чтобы добраться до Жуфбара.
Вукотич вспомнил все. Покушение. Сделку с кровопийцей. За время своих странствий ему несколько раз приходилось служить хозяевам и хозяйкам, которые были весьма неприятными людьми. Но его нынешний договор был венцом его карьеры. Об этом никто не сложит песен.
Женевьева помогла ему одеться. Это было унизительно, но наемник двигался как пьяный. Все физические симптомы опьянения были на лицо, за исключением радостного возбуждения. Движения девушки были, наоборот, точными и ловкими. Они привыкли к своей цепи и научились с ней управляться, поэтому без лишних проволочек Вукотич спрятал ее в рукаве.
Вчерашний портье по-прежнему нес вахту. По крайней мере, он все еще оставался на своем рабочем месте. Но их ждали и другие. Пара местных мордоворотов с эмблемами Крестового похода на рукаве, страж морали в плаще с островерхим капюшоном и застенчивая стареющая жрица Верены.
Портье указал на своих постояльцев.
– Вот господин и госпожа Шмидт, - сказал он дрожащим голосом.
У Вукотича оборвалось сердце.
– Они провели бурную ночь, судя по их виду, - заметил моралист.
Наемник пожалел, что прошлой ночью он не украл оружие.
– Значит, вы женаты?
– полюбопытствовал служитель нравственности.
– Уже три года, - ответила Женевьева.
– У нас двое детей, которые остались со своей бабушкой в Жуфбаре.
Борец за нравственность глумливо рассмеялся:
– Придумайте что-нибудь получше. У этой отговорки уже выросли рога Таала.
– Брак, - начала жрица, - это священный акт. Недостойно его осквернять и прикрываться брачными узами для оправдания тривиальной похоти.
Вукотич подумал, что служительница знания и мудрости действительно расстроилась бы, если бы узнала, что случилось в гостиничном номере прошлой ночью. Его кровь, как бы мало ее ни осталось, быстрее побежала по жилам.
– Если вы женаты,- заявил моралист,- то не откажетесь принести несколько клятв перед богиней правды, верно?
Жрица вытащила священный текст из-под плаща и принялась просматривать его, ища раздел, посвященный свадебным церемониям. Наверняка у нее имелась укороченная версия для экстренных случаев.
Громилы глупо ухмылялись. Вукотич понимал, что эта сцена скорее проистекает из вселенского желания совать нос в чужие дела, чем из заботы о духовной чистоте. Он помнил, что Клей Глинка предлагал побивать прелюбодеев камнями.
– Берешь ли ты, Иоганн Шмидт, эту женщину…
Внезапно вся мебель в доме разлетелась в щепки. Стулья, письменные столы и низенькие столики, заваленные религиозными трактатами, даже балки на потолке. Все, что было сделано из дерева. Лестница под ногами Вукотича и Женевьевы рухнула.
Наемник инстинктивно прикрыл женщину своим телом, и ему в спину впились тысячи заноз.
Деревянные обломки плясали в воздухе.
Страж морали упал на колени. Деревянная ножка стула вонзилась ему прямо в сердце. Служитель рванул свой капюшон и стянул его. У него было простое, ничем не примечательное и открытое лицо. Один из сопровождавших его парней стонал, истекая кровью на полу. Второго взрывом выбросило из гостиницы.
Портье попытался спастись через окно, но подоконник и рама его не пустили. Жрица торопливо искала ритуал изгнания злых духов.
Очевидно, это была какая-то жутковатая разновидность проклятой катайской магии.
Деревянный вихрь принял человекоподобную форму.
Вукотич вытащил Женевьеву из «Мирного приюта» сквозь новый ход, образовавшийся в стене. К счастью, вампиршу не постигла участь моралиста. Дубовый или ясеневый кол положил бы конец ее вечной жизни.
Деревянный демон выбрался из руин гостиницы, а за ним по пятам бежала жрица, читающая молитвы. У демона было лицо, и его выражение следовало бы назвать гневным. На улицах толпились перепуганные люди.
Участники Крестового похода приехали в коляске, оставленной у обочины. Женевьева вцепилась в лоскуты и обрывки ткани, опасаясь, что ее одежда распадется. Вукотич подхватил вампиршу на руки, усадил на козлы и взял поводья.
– Держись крепко.
Он хлестнул коней, и экипаж помчался прочь от «Мирного приюта». Селяне поспешно разбегались в стороны, освобождая дорогу. Деревянное создание бросилось за Вукотичем и Женевьевой, однако оно еще не привыкло к своему материальному воплощению, поэтому беглецам удалось оторваться. Демону мешали его громоздкие размеры и здания, попадающиеся на пути. Тем не менее, он упорно шел вперед по следу, разрушая все преграды, которые препятствовали его движению.
– Что это было?
– спросил Вукотич, когда они покинули Хлоести и свернули на разбитый Черноводский тракт.
Лошади сильно перепугались, поэтому подгонять их не требовалось. Коляска громыхала и подпрыгивала на колеистой дороге.
– Катайский повелитель дерева,- выдохнула Женевьева.
– Я надеялась, что никогда больше не увижу этих созданий. Это же элементаль.
– Дерево? Но это не стихия.
– В Катае - стихия. Наравне с остальными… С воздухом…
Подул ветер, сбивая лошадей с ног и накреняя коляску. Два колеса повисли в воздухе, вращаясь в обратном направлении. Вукотич вцепился в вожжи, но почувствовал, что соскальзывает.