Серебряные рельсы
Шрифт:
– Михалыч!
– Алеша пробовал повысить голос, но сорвался на шепот. Оказывается, Костя не видел, как стыкуют серебряные рельсы...
Кошурников окончательно очнулся.
Говорил Костя:
– А вы, Михалыч, когда-нибудь серебряные рельсы пришивали? Интересно, где их проложат на этой дороге? Посмотреть бы, Михалыч! Слышите? Почему вы не встаете?
– Идите, ребята, за перехват, начинайте плот делать. Я попозже пойду. В голове какая-то карусель...
Ребята ушли, захватив топор и пилу. Было тепло. Шел снег. Но не такой, как вечером. Крупный и мягкий, он погасил костер и неторопливо застилал пихтовые лежаки, с которых поднялись ребята. Кошурников откинулся назад, долго лежал с закрытыми глазами. Потом с усилием открыл
– Сейчас начну вставать, понесу ребятам кастрюлю".
Однако пролежал он до полудня, прислушиваясь к своему сердцу и к отдаленному потюкиванию топора.
– Михалы-ы-ыч!
– услышал он тонкий голос Кости. Алеша, наверно, не мог кричать.
Он поднялся, долго-долго всовывал ноги в голенища сапог, которые стали очень узкими. Пошел к ребятам, присаживаясь на кастрюлю через каждые десять шагов. "Нет, эту ночь надо выспаться, отдохнуть как следует завтра плыть. Балаган надо делать. А кидь все идет..."
"1 ноября. Воскресенье.
Перенесли лагерь к месту постройки плота на пикет 1512, против впадения реки Базыбай. Все ослабели настолько, что за день не смогли сделать плот. Я совсем не работал. Утром не мог встать, тошнило и кружилась голова. Встал в 12 часов и к двум дошел до товарищей. Заготовили лес на плот и таскали его к реке. Заготовили на ночь дров - вот и вся работа двух человек за день. Я расчистил в снегу место под лагерь площадью 18 квадратных метров и поставил балаган - тоже все, что сделал за день.
Все погорели. Буквально нет ни одной несожженной одежды, и все равно все мокрые до нитки.
Снег не перестает, идет все время, однако тепло, летит мокрый, садится, на него падает новый, и таким образом поддерживается ровный слой сантиметров 80 мокрого тяжелого снега.
У всех опухли лица, руки и, главное, ноги. Я с громадным трудом утром надел сапоги и решил их больше не снимать, так как еще раз мне их уже не надеть".
Над тайгой снова сгущалась тьма. Каким все-таки стал коротким день! Изыскатели давно уже не видели солнышка. Низкие белые тучи, сеявшие сырой снег, плотно закрывали его с рассвета до сумерек.
В балагане было относительно сухо - снег не падал сверху. Костер горел хорошо. Изыскатели окружили его сушилами и развесили на них одежду, от которой шел пар. Черная кастрюля валялась в снегу - друзья сварили сейчас кусочек оленины величиной со спичечный коробок, разрезали его на три равные части, выпили соленую воду.
"Продовольствие кончилось, остался маленький кусочек мяса, от которого понемногу отрезаем и варим два раза в день. Табаку нет, курим древесный мох".
Бесчувственные обожженные пальцы не держали карандаша. Кошурников достал брезентовую сумочку с документами. Там были паспорт, пропуск, охотничье удостоверение, деньги, письма. Он перечитал последние письма жены, хотя помнил каждое слово. Потом зачем-то внимательно стал разглядывать деньги - две тридцатки. Он прочел надпись с обозначением купюры по-украински и по-белорусски. На других языках он читать не умел и, перевернув бумажку, увидел портрет Ленина. Долго рассматривал его. Подкладывал дрова, подвинулся совсем близко к костру. Закрыл глаза, но красный портрет в красном овале не исчезал, а стал даже четче, объемнее.
...В конце концов кому будет интересно, как мы тут шли? Важны ведь сведения, которые мы принесем из тайги...
Он стиснул зубы, низко наклонился над блокнотом.
"Базыбай - большая река, впадает в Казыр справа в одном уровне. Воды несет много".
Всю ночь шла кидь. Большие мокрые снежные хлопья совсем закидали плот. Его очистили, кое-как столкнули в воду.
Плот был короче прежних, и став его состоял всего из четырех бревен. Но этого было вполне достаточно - груза на салике не было, да и плыли на
Берегом снова пошел Алеша, с трудом передвигая тяжелые валенки. Главным препятствием на берегу был в этом месте не ветровал, а снег. На первой террасе, ровной и низкой, росли осины и березы. А эти деревья, имея жидкую крону, пропускают ветер и обычно сгнивают еще на корню. Хоть ненавистная древесная падаль не преграждала уже путь, однако в разбухших валенках идти было очень трудно по мокрому и глубокому снегу.
Кошурников с Костей дважды подбивали плот к берегу, чтобы Алеша ушел вперед. Начальника мучили дьявольские противоречия. Ослабевшие донельзя люди сильнее, когда они вместе, а изыскатели вынуждены разделиться, уменьшить тем самым силу каждого. Они могли бы сейчас спокойно ждать помощи на берегу, однако у них не было продуктов. Им оставалось лишь несколько десятков километров, но они не могли полностью использовать быстроту Казыра, потому что отставал Алеша. Посадить на салик Алешу можно застрять на камнях, и тогда они ни за что уже не столкнут плот, так и застынут на нем. Самая большая скорость в середине реки, а они вынуждены плыть под берегом. Но здесь грозит другая беда - шивера наиболее опасна у берегов, где громоздятся крупные камни, а течение слабее...
Но вот салик благополучно миновал одну шиверу, потом небольшой перекатик. Днем собрались все вместе, сварили чай, прокипятив в нем малиновые прутики да чагу - коричневый окаменевший нарост на березе.
– Устал, Алеша?
– спросил Кошурников.
– Может, сменимся? Ты на гребь встанешь, а я - берегом. Отдохнешь на плоту немного. Алеша! О чем это ты думаешь?
Алеша рассеянно кивнул и просипел:
– Все! Начхал я на нее.
– На кого? На кого ты начхал, Алексей?
– На бронь вашу.
– Алеша громко высморкался.
– Выйдем отсюда - я сразу на фронт. И не уговаривайте меня, Михалыч. Если я решил - бесполезно...
Кошурников погрузился в глубокую задумчивость. Он думал о ребятах, о том, что полюбил их всей душой за это время. И неизвестно сейчас было, он им нужнее или они ему.
Костя сказал:
– Скорей бы закончить эти изыскания.
– Да?
– спросил Кошурников, думая о своем.
– Закончить, говорю, скорей бы их, Михалыч!
– Да? О чем ты?
– Изыскания. Закончить бы побыстрее.
– А они на этом не кончаются. Это только начало, Костя. Там пойдут технические, предпостроечные...
– А я, Михалыч, мечтаю!
– с надеждой в голосе сказал Костя и отвернулся.
– Мечтаю на этой дороге проект организации строительства сделать. Только вы мне не поручите - вы же меня узнали...
– Узнал, - качнул головой Кошурников.
– Поручу.
Костя встал, молча пошел к плоту, занял место на передней греби. А когда Кошурников помог им оттолкнуться, Алеша спросил с воды:
– Михалыч, а что это по-латыни ваш отец говорил? Как перевести?
– О чем это ты?
– Начальник экспедиции не сразу понял, сощурил воспаленные глаза.
– А! Per aspera ad astra? Это значит: через тернии - к звездам...
Он выбрался на террасу и побрел вперед, не сводя глаз с реки. Ведь стоило сейчас посадить плот на ерундовской шивере, и конец. Замерзнут на плоту ребята, погибнет на берегу он без ружья и неоценимой поддержки Алеши...
"...Алешка, Алешка! Спасибо тебе, что про отца напомнил. Отец помогал мне весь этот трудный поход, и сейчас он будто бы со мной рядом шагает. Он учил меня не распускать нюни, когда я был мальчишкой, и рано выпустил из гнезда. Через тернии... Отец - человек дела и знает цену словам. Как он еще говорил? "Мысль - драгоценное цветение материи. Нет мысли - и человек становится скотом". Через тернии... Без обуви и без хлеба. Выдюжу! Война идет, многим еще тяжелее. Сколько сейчас людей без хлеба и без крова! И как жалки те, что позалезали в щели, в теплые комнаты. Я счастлив, что не задерживался никогда в щелях, что всю жизнь топтал сапогами земной шар... Через тернии..."