Серебряные слезы
Шрифт:
И дело вовсе не в работе – успехи Дуси в театре были бесспорны, трудолюбие и талант всеми признаны. А вот Карасев как будто начал мешать ей. Он не всегда понимал ее. В самом деле, нет ничего более далекого, чем близкие понятия. Разница на первый взгляд несущественна, а стоит приглядеться – она раздвигается до размеров пропасти. Они с Иваном Самсоновичем оба принадлежали к миру искусства, но у каждого были свои задачи, которые решались своими способами.
Через несколько лет они расстались – тихо, мирно, пожав на прощание друг другу руки.
–
Она улыбнулась польщенно. «Уж лучше одной, чем так-то...» – подумала она.
Дусе Померанцевой исполнилось двадцать восемь лет. Она была молода, невероятно хороша и очень популярна. Шел тысяча девятьсот тринадцатый год. Вокруг царили мир и благоденствие. К тому же Дуся влюбилась в своего коллегу, актера...
Начало сентября выдалось на редкость выразительным – деревья как-то дружно, словно сговорившись, оделись в золото и пурпур. Москва выглядела роскошно, и всякий прохожий дивился торжествующей вокруг красоте.
Дуся шла по бульварам от самого Страстного, никуда не торопясь. Она несла в своей груди счастье, боясь расплескать его суетливым движением, и не сомневалась, что счастье настоящее.
Она набрала целый букет кленовых листьев – от бывшего мужа в ней сохранилась любовь к цвету. Дуся думала о своем возлюбленном. Недавно они играли в одном спектакле: он – героя, она – героиню, и по сюжету им надо было целоваться... Он целовал ее по-настоящему, и публика в тот момент сидела не дыша, потому что всякий мечтал о такой любви.
«Отчего не поблагодарить бога за такое счастье?» – подумала Дуся.
В церковь она ходила редко – все некогда было, да и не страдала она фанатичной религиозностью, заставляющей верующего шептать молитвы и бить поклоны... Она даже была немного суеверна, впрочем, как и всякая актриса.
На ее пути оказалась маленькая церковь, спрятавшаяся в переулочке, откуда доносился бодрый колокольный благовест.
Прижимая к груди букет из листьев, Дуся вошла внутрь, перекрестилась. Ожидавшие службы люди вдруг обернулись к ней, зашептались. Со многими она была знакома. «Что это? – удивилась Дуся. – Почему они так на меня смотрят?»
Из царских врат вышел священник в полном облачении. Глаза его были устремлены вверх, риза горела золотым огнем в потоке солнечного света, льющегося сквозь окно сбоку. Он произнес первые слова молитвы – от его голоса Дуся вздрогнула, похолодела. Это был он, Андрей.
Священник опустил голову, и глаза его встретились с Дусиными. Странно, невероятно, но факт – он посмотрел прямо ей в глаза, хотя на службе присутствовало множество людей...
«Постыдились бы, – шепнула ей на ухо одна старушка, вдова известного профессора. – Это его первая служба».
«Господи, прости
Дрожа, она шла по московским улицам, на которых буйствовало бабье лето, языческое в своей броской красоте, и не понимала, как такое могло случиться.
«Как будто голос какой меня туда позвал...»
Спустя некоторое время она встретилась с Андреем у знакомых – тот крестил у них ребенка.
– Дусенька! – улыбнулся он приветливо и нежно. – Как же я рад тебя видеть!
– Благословите, батюшка, – сказала она, не зная, плакать ей или смеяться.
Андрей перекрестил ее. Впрочем, очень скоро она перестала волноваться. Андрей стал совершенно другим человеком. Как будто и не было той любви, которая довела его до сумасшествия, поставила на грань жизни и смерти...
– И я очень рада тебя видеть! – с облегчением произнесла она. – Как теперь тебя величать?
– Теперь я отец Евлампий.
Они весь вечер проговорили дружески, открыто – как в детстве, словно опять стали друг другу братом и сестрой.
Андрей пользовался популярностью среди интеллигенции. Он был, если так можно выразиться, «светским священником» – эрудированный, с хорошо поставленным голосом, в курсе всех событий, разбирающийся в искусстве, с интересными суждениями... Московские профессора, художники, актерская братия, меценаты – все привечали его. Он крестил детей, венчал, соборовал, исповедовал...
Вскоре Дуся вышла замуж за того самого актера, с которым они играли заглавные роли. Герой и героиня.
Он был дивно хорош – статный, высокий, с благородным и страстным выражением лица, с копной густых каштановых волос, которые некоторые даже принимали за парик, настолько они были великолепны. Все московские барыни и барышни, курсистки и гимназистки, купчихи и мещанки были влюблены в Илью Иртеньева.
– Ты понимаешь, как тебе повезло? – однажды, полушутя, спросил он Дусю. – Столько особ женского поля завидуют, что именно тебе достался Илюша Иртеньев!
– Не меньшее число особ мужского пола завидуют тебе, – отпарировала Дуся.
Она сказала чистую правду – когда Дуся и Илья показывались на публике вместе, то производили сногсшибательное впечатление. Они оба были так нереально, дивно хороши, что мало кто верил в прочность и долговечность их союза.
– А что за батюшка в твоей свите? – как-то поинтересовался Илья. – Тоже влюблен в тебя?
– Нет, не влюблен, он мне вроде брата... Мы с ним воспитывались вместе.