Серебряный город мечты
Шрифт:
Сегодня особенно трудно было встать с кровати и выйти из спальни. Мне думалось, я не смогу совсем, но — право слово! — Катаржина заставит выполнять свои требования любого, даже лежащего на смертном одре. Она выдернула меня из постели, умыла и одела, как несмышлёное дитя, заставила сидеть, дабы сделать прическу, а после буквально потащила во внутренний двор к уже готовой карете. Гора Кутна и костел, где я не появлялась, отговариваясь плохим самочувствием или делами, больше месяца, ждали нас. Да, да и ещё раз да! Я боялась, меня страшил гнев божий, который, казалось, неминуемо обрушится на мою голову при первой же попытке войти в храм Его. Должно быть, я в самом деле ожидала, что Небеса разверзнутся, ударит гром и меня поразит, сжигая, молния ещё на самом пороге. Что ж… мои страхи не оправдались, солнце светило всё так же ярко и даже ни единой тучи не набежало на него, когда мы ступили под портал входа. Всю мессу я простояла в
Всю дорогу туда и обратно, а также время, проведенное в городе, Катаржина, будто боявшаяся, что я вновь попытаюсь лишиться чувств или сбегу, не отлучалась ни на минуту. Мы зашли с ней в лавку, дабы выбрать пару новых кружев, и купили перья для письма, попутно узнав все сплетни Горы Кутна, что сводились к пьяным дракам и загадочному гостю пана Смишека. Гость этот провел в доме пана всю зиму и ни разу его не видели в церкви, как и в какой-либо таверне. О нём всё так же неизвестно ничего, а потому столько мыслей людей он занимает. Я же смею надеяться, что мои мысли об этом человеке окажутся в одном ряду с глупейшими домыслами пани Агаты, которая уверяет, что гость пана Смишека сам король Максимилиан!
P.S. Катаржина, имея привычку к разговорам и не обладая особым трепетом, который положено иметь, находясь в услужении, зачастую позволяет себе высказать излишнее при мне или задать неуместный вопрос самой, однако тут она молчит. Она ничего не говорит о том, что уже пятый день кряду застает меня поутру, склонившейся над ночной вазой.
Апрель 8-го числа
Близится вечер, но до сих пор у меня дрожат руки и строчки письма делаются куда неровнее, чем обыкновенно. Утром, после уже ставшей привычной дурноты, Катаржина поставила на столик рядом с кроватью небольшой флакон. «Это решит проблему, госпожа», — она сказала не глядя на меня и отошла в другой угол комнаты. Я же, отнимая от лица полотенце, посмотрела на этот флакон. Он был тёмный, и жидкость, плескавшаяся в нём, была мутной, будто водой болотной. Впрочем, подобные средства таковыми по цвету и должны, наверное, являться, они ведь несут в себе смерть и избавление, в моём случае, от скорого позора. Да, это решило бы если не всё, то самое явное, то, что никак не скрыть и за обманом не спрятать. Это средство позволило бы оставить всё в тайне и отложить объяснения с матушкой до приезда Владислава, но… я не смогла.
У меня будет ребёнок.
Апрель 10-го числа
Пан из Яричей написал, что они прибудут чрез неделю. Мне придется отказать, лишив тем самым матушку всяких надежд на моё благополучие и удачное замужество. Не смею верить в её прощение и тем более понимание, но поступить иначе я не могу.
Я понимаю, что скрывать долго моё положение не представится возможным, а потому уже подбираю слова для предстоящего разговора. На днях Катаржина обмолвилась, что скоро придется расставлять платья, дабы скрыть живот. Ещё какой-то месяц-два и он, по её словам, станет заметен. Мне же трудно пока в это поверить, сейчас куда проще представить, что все мои платья придется ушивать, за последние недели от мучащей почти непрерывно дурноты я значительно похудела. Даже матушка обратила внимания на это, однако списала мой болезненный вид на волнение от скорого приезда моего — она уже не сомневается! — жениха. Что ж… пускай пока будет так. Моей храбрости ещё недостаточно, чтобы разуверить её в этом.
Оставаясь одна, я часто встаю пред подаренным ещё отцом зеркалом и собираю рубашку на спине, дабы ткань обтянула спереди мой живот, который всё так же мал в размерах. Как уместить в голове понимание, что я теперь не одна? Помимо дурноты и бледности, которую сочли бы излишней даже для принятой при гиспанском дворе моды, я не замечаю в себе никаких изменений. Наш ребёнок… как странно и необыкновенно это звучит и пишется!
Апрель 17-го числа
Гость пана Смишека отбыл в Прагу, сегодня эта новость дошла и до нас. Катаржина сказала, что все эти месяцы он лежался больным в доме пана, ей об этом рассказала одна из служанок. Не могу объяснить в чём причина, но я жадно ловлю любой домысел об этом госте, сегодня, узнав об его отъезде, я выдохнула спокойно. Неужели я, правда, верю, что это был Ворон? Он остался в Вене, я знаю! Но… сны, каждую ночь эти сны, я всё ближе и ближе подхожу к горящему огнем праведным костру, я уже слышу треск его и ощущаю жар, что опаляет лицо и кожу исколотых ног, я просыпаюсь всё позже.
Апрель 19-го числа
Вчера прибыли паны из Яричей. Его зовут Тадеуш, он моего возраста, беловолос, а в ширине кости не уступает пану Богуславу, о чём сказала приехавшая по случаю торжества Маргарита. В разговоре, который, как и прогулка, состоялся уже сегодня поутру, старший сын пана из Яричей весьма скучен и однообразен. Всё, что не связано с охотой (будь она псовая или соколиная), вызывало в нём весьма вялый интерес, он раз за разом возвращался к рассказам о своих победах по добыче очередной шкуры или рогов оленя и был готов, кажется, наизусть цитировать книгу Сент-Олбанса[4]! Если бы не Ян, составивший по моей просьбе нам компанию, то я бы задремала прямо в седле. Мнение моё, должно быть, весьма предвзято и совершенно несправедливо, однако… мне трудно судить иначе. Каждый раз, когда я смотрю на Тадеуша, я знаю, что он не Владислав. Чужой запах, манера речи, жесты. Три месяца назад я бы приняла выбор матушки, я бы признала, что Тадеуш не худший вариант, в нём не чувствуется злости или жестокости. Вполне возможно, мы смогли бы договориться и ужиться вместе, мы бы стали добрыми супругами, что не докучают друг другу сверх необходимого. Мне кажется, Тадеуш не запретил бы мне даже заниматься науками, но… поздно размышлять об этом. К чему подобные мысли, если под моим сердцем ребёнок Владислава, а я так ясно помню каждое его прикосновение и не стерплю ничье другое?
P.S. Матушка надела лучшее платье, лично составила меню для стола и приказала привезти музыкантов. Мне не припомнить, когда в последний раз я видела её столь живой и радостной, как в эти дни.
Апрель 27-го числа
Во мне нет ни толики храбрости! Второй день я проклинаю и ругаю себя словами, кои доводились слышать лишь от нашего конюха или горожан на площади. Я промолчала! Тадеуш и его отец уехали с уверенностью, что по осени я войду в их семью. Я не решилась опровергнуть это, я тянула и тянула, искала момент до тех пор, пока Тадеуш, как и пару месяцев назад Владислав, не поцеловал мою руку и не запрыгнул в седло. На прощание, довольно мило покраснев, он сказал, что сочтет за большое счастье иметь в женах такую красивую панну, как я. Проклятье! В свои жены он собрался брать жутко глупую и трусливую панну.
Матушка уже намеривается выбирать ткани и фасон для платья, завтра приедет швея, чтобы снять мерки. О, у меня будет платье, которое к осени при всех стараниях не сойдется и не зашнуруется на талии!
Май 1-го числа
Этой ночью Инеш упала с лестницы и сломала шею. Её нашла одна из служанок. Мне трудно описать те противоречивые чувства, которые я испытываю внутри себя. Инеш была мне второй матерью, она рассказывала сказки, когда не засыпалось, и штопала порванные платья и чулки, дабы матушка не прознала, что я провожу время — невозможно и просто преступно для панны! — на деревьях или в драках с деревенским мальчишками.
Инеш покрывала все мои выходки в детстве и так отчаянно грозила несчастьями сейчас. В какие-то моменты я была уверена, что она возненавидела меня. Меня и мой город. Все месяцы, которые со смерти Лайоша моя молочная мать провела в замке, она требовала и бредила мыслью разрушить мой серебряный город. Она сулила мне и всем, кто подле меня, погибель из-за него, она уверяла, что я проклята и черна душой. Теперь она мертва, меня больше не станет преследовать её свистящий шёпот и взгляд блестящих глаз, я не стану натыкаться на неё, словно следящую за мной. Наверное, мне следует выдохнуть, что всё решилось так и на наш дом не упал взор святой инквизиции, но вместо этого я разбила, как в детстве, колени, упав возле её тела, и не смогла сдержать слёз, которые и сейчас срываются на бумагу… Мне будет её не хватать.
Май 17-го числа
Сегодня случилось два радостных события. Первое, пришло письмо от Владислава. Он пишет, что благополучно добрался до своего замка, который ныне не воспринимается домом, и уже имел весьма трудный разговор с Марией. Он рассказал ей всё, меня же он просит не переживать и ждать его возвращения. Три месяца лета, два осени. Мы ждём его. Мне далеко до предсказаний пифии Дельфийского оракула, но я беспричинно уверена, что у нас родится дочь. Катаржина в редкий случай согласна со мной, она уверяет, что об этом можно судить по тому, как дурно мне было половину весны. Она яро верит в приметы! Инеш, наверное, сказала бы тоже самое…