Серебряный орел
Шрифт:
— Митра, — почтительно объявил Секунд. — Отец.
Его товарищи дружно склонили головы.
Испуганная Фабиола слегка вздрогнула. Хотя они находились в первом из помещений храма, однако энергия чувствовалась здесь сильнее, чем в целлах огромного храма на Капитолийском холме. Если ей повезет и на то будет воля Митры, она сумеет здесь что-нибудь узнать о Ромуле. В отличие от лжи предсказателей и уклончивых ответов, которые давались в храмах, в таком священном месте, как это, действительно могли сказать правду… Фабиола заставила себя вернуться к действительности. Нельзя расслабляться, подумала она. Время молиться настанет позже. Почтительно поклонившись статуе, она показала на зиявшую глазницу Секста и сказала:
— О нем нужно позаботиться.
До сих пор ее раб не произнес ни слова жалобы, но теперь скрежетал зубами. Ярость борьбы утихла, и боль колола его череп тысячами жалящих игл.
Секунд показал налево.
— Валетудинариум там.
— Кому принадлежит этот дом? — спросила Фабиола.
Он сильно отличался от жилищ, которые могли себе позволить большинство горожан.
— Что, здесь лучше, чем в армейских казармах? — засмеялся Секунд. — Госпожа, его хозяином был легат. Один из нас.
— Был? — нахмурилась она.
— Бедняга упал с коня два года назад, — ответил Секунд. — И родни не оставил.
— И вы присвоили себе его собственность?
Впрочем, ничего удивительного в этом не было. В современном ненадежном политическом климате тот, кто действовал уверенно, часто мог не опасаться закона. Именно так годами вели себя Клодий и Милон.
— Госпожа, мы ветераны, а не воры. — Секунд смерил ее суровым взглядом.
— Конечно, — пробормотала Фабиола. — Извини.
— Теперь домус принадлежит Митре, — просто ответил он.
— И вы живете здесь?
— Нам дарована такая привилегия, — ответил Секунд. — Это самое священное место в Риме. Его нужно защищать.
Оставив товарищей у статуи Митры, Секунд повел Фабиолу и Секста по коридору и обогнул то, что должно было быть углом центрального двора. Под ногами у себя они видели простую, но хорошо выложенную мозаику с типично римским рисунком, представлявшим собой концентрические окружности, волны и водовороты. Они миновали множество комнат, которые казались необитаемыми; за открытыми дверьми не было ничего, кроме голых стен и полов.
Наконец Секунд остановился перед комнатой, из которой доносился сильный запах уксуса — главного дезинфицирующего средства, использовавшегося римскими врачами.
— Янус! — крикнул он.
Фабиола подтолкнула Секста вперед и следом за ним вошла в валетудинариум, военный госпиталь. Как ей предстояло выяснить позже, он ничем не отличался от палатки в полевом лагере. Приемную заменял низкий столик, стоявший у двери. На деревянных настенных полках располагались свитки из телячьей кожи, металлические инструменты, глиняные горшки и стеклянные мензурки. На полу стояли открытые сундуки, наполненные свернутыми тюфяками и одеялами. В задней части комнаты находились низкие койки, ни одна из которых не была занята. Рядом с ними — исцарапанный стол, окруженный множеством масляных ламп, стоявших на грубых металлических подставках. С каждой ножки стола свисали толстые веревки; его крышку покрывали темные пятна, похожие на не отмытые до конца следы запекшейся крови.
С кожаной табуретки в углу встал русоволосый узколицый человек в потертой военной тунике, украшенной двумя фалерами, и вежливо поклонился Фабиоле. Как все воины, он носил пояс с кинжалом в ножнах. Человек подошел к ним, негромко цокая подошвами калиг, подбитых гвоздями.
Фабиола учтиво поклонилась ему. Товарищи Секунда могли выглядеть бродягами, но все они вели себя с тихим достоинством.
— Что это? — спросила она, кивком показав на стол.
— Операционная, — спокойно ответил русоволосый лекарь.
При мысли о том, что к этому столу привязывали людей и вскрывали им внутренности, у Фабиолы свело живот.
Янус подвел к столу Секста.
— Стрела? — негромко, но властно спросил он.
— Да, — пробормотал раб, послушно наклоняя голову для осмотра. — Я сам вырвал ее.
Янус неодобрительно цокнул языком и начал прощупывать пустую глазницу, разыскивая другие повреждения. Секунд заметил удивление Фабиолы.
— Когда наконечники выходят наружу, они повреждают плоть. Оставляют рваные и очень опасные раны, — объяснил он. — Раны от ножей и мечей куда чище.
Она сморщилась. Ромул!
— Мы в легионах видели и не такое, — пробормотал Секунд. — Война — дело жестокое.
Тут Фабиола едва не потеряла сознание.
— Что случилось? — заволновался Секунд.
Почему-то Фабиола не смогла скрыть от него правду. Боги дважды свели ее с Секундом за несколько дней; ветеран должен был ее понять.
— Мой брат был в Каррах, — объяснила она.
Секунд смерил ее удивленным взглядом.
— Как это случилось? Разве он принадлежал Крассу?
Конечно, он знал ее прошлое. Знал, что она была рабыней. Фабиола тревожно покосилась на Януса и Секста, но те были заняты своим делом и ничего не слышали. Лекарь уложил раба на стол и начал смывать с его лица кровь влажной тряпкой.
— Нет. Он сбежал из Лудус магнус и вступил в армию.
— Раб служил в легионе? — рявкнул Секунд. — Это запрещено под страхом смертной казни!
Но Ромула не разоблачили и не казнили, подумала Фабиола. Брат был не глупее ее. Он наверняка нашел какой-то выход.
— Он был с галлом, — продолжила она. — Гладиатором-чемпионом.
— Понятно, — задумчиво ответил ветеран. — Если так, они могли вступить в когорту наемников. Там требования ниже.
— Ромул был храбрым! — обиженная его словами, огрызнулась Фабиола. — И мог утереть нос любому легионеру!
— Я поторопился с выводами, — покраснев, ответил Секунд. — Если этот мальчик похож на тебя, то у него должно быть львиное сердце.
Но Фабиола не успокоилась.