Серебряный остров
Шрифт:
Да, это был берег, желанный берег. Но высадиться на него было невозможно: скала вздымалась прямо из воды, и подступы к ней преграждали яростно мечущиеся волны.
Не выпуская из рук рулевого весла, Рудик достал карту.
— Ты чего еще? — удивился Санька.
— Хочу отметить место гибели трех отважных Робинзонов.
— Я тебе отмечу! — рассвирепел Цырен. — Я тебе сейчас так отмечу, что долго…
Тут он замолк и уставился на скалу. Санька обернулся. Перед ними открылось небольшое углубление в стене, заваленное обломившимися глыбами. В тихую погоду здесь ничего не стоило причалить. Но сейчас волны достигали
Цырен оценил обстановку мгновенно:
— Рудик, правь туда! Авось да зацепимся.
Они опять налегли на весла. Но лодку сносило левее, к утесу. Санька загребал так, что казалось — весло сломается. Наконец им удалось подгрести поближе, и лодка заплясала совсем рядом с грудой мокрых камней.
Цырен приподнялся.
— Рюкзаки не забыли? Пора. Прыгай первым, Рудик. Цепляйся и сразу лезь выше. Потом ты, Санька. Приземлишься — лови меня. Ну!
Рудик перебрался на нос, и в тот момент, когда лодку швырнуло на камни, прыгнул прямо в кипящую воду. Его накрыло отступающей волной, но уже в следующий миг волна отхлынула, и Рудик на четвереньках, быстро перебирая руками и ногами, вскарабкался на верх каменистого откоса, припал к скале. Санька приземлился еще удачнее, ему даже искупаться не довелось. Последним, как и полагается капитану, прыгал Цырен. Он угодил в самую волну, вцепился руками в какой-то камень, но и вместе с камнем его поволокло назад. Однако Санька успел поймать его за свитер, и, пока выползали наверх, их дважды накрыло с головой.
Опасность миновала, но земля еще ходуном ходила под ногами, страх и напряжение не прошли. Санька стоял как вкопанный и боялся шевельнуться. Неужели они так правильно все сделали, что удалось избежать беды? Или просто повезло? Наконец он заставил себя обернуться. Лодки рядом не было, лишь пустая корзинка болталась среди клочьев пены.
— Влетит же тебе за лодку, — хрипло выговорил он и не узнал собственного голоса.
— Д-думаешь, если бы сами ут-тонули, а лодку сберегли, б-было бы лучше? — заикаясь, как Рудик, но уже с обычной насмешливостью ответил Цырен.
Только тогда Санька поверил, что они на земле и, кажется, спаслись. А волны били их по ногам, окатывали дождем брызг. По шероховатому камню стекали холодные струйки. Пальцы, вцепившиеся в уступы скалы, постепенно коченели. В таком положении ребята продержались бы от силы час… Задрав головы, они изучали расщелину, косо уходящую вверх. Если бы это и впрямь была расщелина, а не царапина, не морщина на упрямом лбу скалы! Просто какая-то прослойка среди наклонных пластов выветрилась чуть больше. Однако, приглядевшись, Санька сообразил: здесь не только кошка, пожалуй, и человек пролезет. И еще приметил, что десятью метрами выше расщелина выходит на небольшой горизонтальный уступ.
— Однако, я слажу… на разведку…
Не успели они возразить — Цырен уже карабкался вверх.
— Ау! Айда сюда, здесь даже сесть можно.
Оказалось, это не так уж трудно. Если не думать, что под ногами Байкал, не смотреть вниз, — все равно что пробежаться по бревну в спортивном уголке возле школы. Вскоре они сидели рядком на узком карнизе. Здесь было удобнее, зато
— Так и будем сидеть всю ночь? — спросил Рудик, когда спины занемели от неподвижности.
— Если бы ночь! — невозмутимо отозвался Цырен. — Ровно две недели, пока не снимут.
— Две недели!? — удивился Санька. — А почему нас снимут только через две недели?
Рудик и Цырен переглянулись. Опять, наверное, решили, что он доверчивый. А он просто не успел сообразить, что это шутка. Разве шутят в таком положении?
Минул час — шторм не утихал. Цырен снова забеспокоился, снова начал задирать голову, выискивая местечко поудобнее.
— Смотрю, где бы на боковую завалиться. Сколько там, на твоем будильнике?
Рудик глянул на часы.
— Остановились. Такое купанье не для них. Думаю, часов шесть. Темень-то от погоды. Еще ой как далеко до ночи…
Они помолчали, осознавая свое положение. Спастись-то спаслись, слава богу, не утонули. Но теперь придется сидеть и ждать неизвестно сколько. Без лодки они абсолютно беспомощны, даже если шторм утихомирится. А до утра не продержаться, рано или поздно кто-нибудь уснет и… Что же делать?
Цырен встал на уступе, долго всматривался в каждую трещинку, каждую выбоину и наконец начал насвистывать что-то вроде бодрого марша.
— Место для ночевки нашел? — спросил Санька.
— Это как сказать. Понимаете, там, высоко-высоко, пологая площадка. Травка на ней растет. И даже сосна. Значит, можно привязаться, вздремнуть минут шестьсот. И подход хороший, чуть ли не тропинка, честное слово!
— Так в чем же дело?
— Да ни в чем. Будем здесь ночь коротать. От нас к той «тропинке» ни за что не выбраться. Мне, например, не по зубам. А вам и подавно.
«Вам» относилось прежде всего к Рудику, потому что Санька лазил не так уж плохо, даже в сравнении с Цыреном. Задетый за живое, Рудик осторожно поднялся и осмотрел намеченный Цыреном путь.
— Точно! Забраться туда — раз плюнуть. Только прежде надо с нашего уступа перелезть на верхний, над нами.
— Молодец, Рудик, сразу усвоил! А это все равно, что из окна перелезть на крышу.
Посидели, повздыхали. Ветер начал понемногу стихать, но волны внизу колотили по-прежнему. На минуту проглянуло красноватое закатное небо.
— Дело к ужину, — заметил Рудик и хлопнул себя по карману. — Нож-то — вот он! Сделать бы ступеньку.
Через полчаса, запалено дыша, с ободранными в кровь ногтями, ребята остановились на подступах к заветной площадке. Каким чудом взобрались они на такую верхотуру по такой крутизне? Они и сами не понимали. Страшно было обернуться, не то что думать о возвращении, потому и лезли вперед и вверх.
Уже совсем стемнело, когда Цырен подтянулся на руках — и оказался на площадке.
— Лежать нельзя, очень круто, — послышался его разочарованный голос. — Даже если привязаться. Так что о спанье забудьте. Вот не повезло! А это еще что? Братцы, да тут… пещера!
— Погоди, Цырен, фонарик достану, — сказал Рудик.
Но, не дожидаясь фонарика, все трое торопливо протиснулись через узкий лаз в пещеру. Поразила внезапно наступившая тишина и сухой, чуть отдающий чердачной пылью воздух. Было темно, хоть глаз выколи, и жутковато. Цырен прошептал: