Серебряный остров
Шрифт:
Он попробовал вспомнить — что-то небольшое, легкое, однако далеко не отлетело, зацепившись за… Санька вернулся, обшаривая глазами мох и траву, — ничего. Обошел стороной кучу валежника и направился было дальше, но чутье подсказало: здесь. Он присел на корточки — в сучке толстой ветки, почти истлевшей, торчал большой ржавый гвоздь. Такой ржавый, что рукой можно переломить, только благодаря сучку и сохранился. Санька разочарованно выпятил губы: подумаешь, гвоздь! Однако находку прихватил.
— Ну? — спросил Цырен, хотя было ясно и на сей раз поиски не имели успеха. — У нас ничего.
— У меня тоже
— Где нашел, Саня? Под лиственницей?
— Да нет, почти у самой стены.
— Эх вы, робинзоны! — торжествующе рассмеялась Валюха. — Следопыты, разведчики!
— А что? — забеспокоился Цырен. — Что такое?
— Да ничего. Обещаете, как вернемся домой, купить килограмм «Каракумов» в складчину? Сегодня же будем наверху!
— Тут не до шуток! — возмутился Рудик.
— А я и не шучу. Идите на то место, ищите пеньки. Три старых пенька. Вдруг да сохранились. И пищите расписку: мы, такие-то и такие-то, обязуемся купить Рыжовой Валентине Петровне килограмм «Каракумов». Получу — поговорим.
Все трое сквасили кислые мины, но все же пошли за Валюхой. Неподалеку от кучи валежника она остановилась, глянула на возвышавшиеся поодаль лиственницы, на скалу и спросила спокойно:
— Здесь ты нашел гвоздь?
— Здесь, — кивнул Санька. — Немного правее.
— Вот это да! — изумился Цырен. — Это уже на фокус похоже…
Вскоре в зарослях смородины отыскались три полусгнивших лиственных пенька. Ребята уставились на Валюху с почтительным любопытством.
— Вы же скалолазы, — насмешливо начала она. — Верхогляды, под ноги не смотрели, только вверх. Спорим, Санька и гвоздь-то случайно нашел? А партизаны и не думали лазить по скалам.
— Да не тяни ты кота за хвост, Валюха!
— Ваше счастье, что это лиственницы. Любые другие пеньки уже сгнили бы. Ну, сказать? Или сами догадаетесь? Они построили лестницу! Вон, видите, распадочек наверху? А здесь лиственницы ближе всего подходят к скале. Если повалить рядом два дерева, чтобы легли вершинами в эту выемку…
Договорить ей не дали, три рта грянули «ура». Наконец, охрипнув от крика, Санька спросил:
— Два дерева, гвозди, чтобы перекладины прибивать, — это понятно. Но почему три пенька?
— Еще полкило конфет! — потребовала Валюха.
— Грабеж! — завопил Цырен. — Никаких больше конфет! Третье дерево как раз и пошло на перекладины. Они же этой лестницей постоянно пользовались. А нам такое благоустройство ни к чему.
Уходя, Санька еще раз окинул взглядом это место. Так вот что помешало им найти решение: лиственницы были ниже скалы! Над зелеными вершинами тут и там нависали мрачные каменные козырьки. Под этими козырьками ни о какой лестнице и мысли возникнуть не могло. Чудо, что Валюху осенило!..
Вечером в лесочке застучал топор. Однако первое дерево пропало даром, ухнуло мимо, уперлось в стену. Зато второе и третье угадали точно. И наклон оказался самый подходящий — даже не очень тяжело будет взбираться. Санька взглянул на Валюху:
— До сих пор не соображу, как ты догадалась…
— Ты же меня надоумил…
— Я? Когда?
— Когда заставил
Наконец-то они выбрались наверх, и перед ними вновь распахнулся простор, которого так не хватало там, в яме. С одной стороны раскинул свои серые, иссиня-зеленые и голубые полотнища Байкал, с другой вздымались горные дали — хребет, который им предстояло преодолеть, прежде чем выйти к истокам Медвежьей. Ребята попрощались с базой и двинулись в путь, взяв левее безымянного, однако весьма внушительного гольца, венчавшего здесь горы в радиусе нескольких десятков километров.
После обеда вышли в широкую каменистую лощину, рассекавшую хребет; горы посторонились, раздвинулись; по дну лощины перепрыгивал с камня на камень устремившийся к Байкалу ручей. Идти стало легче, да и земля подсохла.
— Никак тропа, — притопывая на камнях, сказал Цырен. — Этот распадок — единственная дорога через хребет, он-то и выведет нас прямо к Медвежьей. Здесь охотники ходят.
— И медведи, — поддразнил Санька.
Однако постепенно лощина становилась все уже, пока не превратилась в тесное и темное ущелье. Редкие деревья сменились сплошными зарослями кедрового стланика. В переплетении пружинящих стволов и ветвей ребята чувствовали себя как рыба в сети. Пришлось спуститься к ручью и двигаться его узким руслом, перебираясь с берега на берег, а то и ступая по воде. Наконец и ущелье позади, перед глазами раскинулось пологое плато — ни деревца, ни кустарника, лишь обломанные молнией обгоревшие кедры.
Казалось, вот-вот, за поворотом, откроется широкий вид на долину Медвежьей. Но из-за горы снова выплывала гора, теперь уже, похоже, последняя, за нею выныривала другая, и так до темноты.
Небо опять обложило тучами, судя по всему, собирался дождь. Пришлось сооружать шалаш. Но тучи лишь прогремели в стороне и проследовали себе мимо. Утро встретило путников ясное, умытое. В складках гольца поблескивал чистейшей белизны снег.
— Ну, братцы, нынче наш день! — бодро объявил Цырен. — Погода что надо, перевал — рукой подать.
Неожиданно откуда-то из-за ближайшей горы наползла серая непроглядная хмарь; мелкие, с булавочную головку, капли повисли в воздухе и медленно плыли в сторону — почти параллельно земле; голец да и все остальные ориентиры исчезли.
— Вот тебе и погода! — огорчился Рудик, отмечаясь по компасу. — Опять зарядит на неделю.
— Да это не дождь и не туман! — рассмеялась Валюха, подставляя лицо под щекочущий поток влаги. — Это облако! Мы вошли в облако!
— «Ночевала тучка золотая на груди утеса-великана. Утром в путь она умчалась рано…» — начал было декламировать Цырен, но Санька перебил его:
— Может, переждать? В таком тумане дважды два заплутать.
— Нет уж, пойдем! Теперь нас сам леший с пути не собьет.
Часа через два туман отступил, путь пошел под уклон, и стало ясно, что перевал взят. А вскоре взгляду путешественников открылась долина речки, однако совсем не такой широкой, как ждали. Даже не речки, а ручья, может быть, одного из притоков Медвежьей. Но и это уже кое-что значило: они нашли главный свой ориентир, вода куда-нибудь да выведет. Речка текла точнехонько на юго-восток.