Серебряный шрам
Шрифт:
Рамазанов тоже посмотрел вверх, прикрыв глаза ладонью, чтобы не мешал ослепительный свет.
– Трудно сказать. Но, по-моему, на собаку он похож меньше всего.
Валери нахмурилась и поджала губки.
– У вас у всех недоразвито абстрактное воображение. Вылитую собачью голову один называет каким-то копьем, а другому вообще никаких сравнений на ум не приходит!
Мы с адвокатом дружно рассмеялись, и под этот смех Валери резко повернулась к нам спиной и бодро зашагала вверх по отполированной талыми водами пологой стене цирка.
Адвокат подкинул на себе рюкзак, подтянул лямки. Я ждал, когда он пойдет, чтобы замкнуть нашу группу, но он не спешил, будто хотел, чтобы Валери оторвалась от нас подальше.
– Как вам это прелестное юное создание? – спросил он меня, кивая в ее сторону. – Чем больше я ее узнаю, тем больше удивляюсь.
– Чему удивляетесь? Ее алчности?
– Что вы! В алчности можно скорее упрекнуть меня, старого, бесперспективного юриста, который в своей жизни не видел ничего, кроме коммуналки и продпайков на Новый год в виде банки шпрот, и который на закате своей карьеры решил круто изменить свою жизнь.
– Тогда что, по-вашему, движет ею?.. Гляньте, как резво скачет!
– А вот этого я до сих пор и не понял. Но не алчность, уверяю вас. Человек, напичканный меркантильными интересами, никогда не ввяжется в авантюру. Он десятки раз все просчитает и не станет рисковать ни на йоту! Но Валери – другое дело. Это пантера, которая борется за сохранность своей территории, за жизнь своего потомства – даже еще не родившегося. Ею движет не алчность, дорогой мой, а инстинкт. Точнее – идея! Весь вопрос в том, какая идея?
– Вам не все ли равно?
– Вроде должно быть все равно. Однако… Это скорее уже профессиональная привычка. Для меня не столь интересны поступки человека, сколь мотивировка их. Кстати, а вы не находите любопытным ее наполовину перуанское происхождение?
– Что здесь может быть любопытного? Мало ли какой крови понамешано в нас с вами.
– Я говорю не столько о национальности, сколько о стране, в которой она провела много времени. Перу, Бразилия, Венесуэла, Колумбия… Все рядом.
– Ну и что?
– Да нет, я просто так. В порядке бреда… Идемте, она уже машет нам.
Она ждала нас, сидя на камнях. Автомат на коленях, волосы спадают на руки.
– Некрасиво секретничать у меня на виду, – сказала она. – Так не поступают настоящие джентльмены.
– Мы обсуждали примерное меню на ужин, – сказал я. – Так ведь, Низами Султанович?
– Именно, – подтвердил адвокат. – И сошлись на том, чтобы приготовить плов.
– Из сублимированного мяса, – поморщилась Валери. – От вашей еды у меня будет изжога.
– Тогда приготовьте что-нибудь национальное.
– Как же! Я сделаю вам барбекю! Обеспечьте костер, вертел и молодого барашка.
Я заметил, что адвокат как-то странно смотрит через мое плечо куда-то вниз, и машинально обернулся.
– Что вы там увидели?
Рамазанов медленно покачал головой.
– Нет, ничего. Должно быть, показалось… Да, показалось. Игра теней.
Но еще минуту не отрывал взгляда от витиеватой линии водостока, по которой мы шли час назад.
Мы дошли до скалы, в которой Валери узрела подобие собачьей головы, когда солнце уже перевалило середину небосвода и теперь стремительно скатывалось к горизонту. А горизонт представлял собой ломаную кайму гор, до которой солнцу оставалось совсем немного. Перед скалой, в ее тени, мы увидели белое пятно и, подойдя ближе, были немало удивлены.
– Снег! – крикнула Валери, присела на корточки, загребла ладонями белой хрустящей кашицы, слепила снежок и метнула его в меня. Мы зашли за скалу и увидели, что контрфорс, как гигантский каменный мост, поднимается до белоснежного купола, полыхающего на солнце нестерпимо ярким огнем.
– Завтра мы дойдем до ледника, – сказал я.
Скала хорошо прикрывала от ветра, и мы решили поставить палатку вплотную к ней. Пока мы с Валери собирали легкий дюралевый каркас, Рамазанов взялся разжигать примус. Он обложил его плоскими камнями, чтобы не задувало, подкачал воздуха, и вскоре примус загудел, обволакивая кастрюлю с водой голубым пламенем.
В палатке было достаточно места для четверых, а для троих она становилась вполне просторным и уютным жилищем. Рюкзаки мы сложили в специальный отсек, отделенный от жилой части матерчатым пологом на «молнии», расстелили коврики и спальные мешки. Валери оборудовала свое ложе у левой стенки палатки, я – рядом с ней. Не дожидаясь ужина, она сменила носки и нырнула в спальник, положив автомат рядом.
– Как будет готово – разбудишь, – попросила она.
Я подвесил на вертикальной опоре фонарь и вышел наружу, закрыв за собой «молнию».
Адвокат сидел на корточках над кастрюлей и помешивал в ней ложкой. Струился дымок. Я уловил запах еды и только сейчас понял, насколько голоден. Адвокат, увидев меня, молча махнул рукой.
Я сел рядом с примусом, прислонившись спиной к скале, и стал любоваться закатом.
– Блаженны минуты, когда дети, а равно и женщины, засыпают, – каким-то певучим голосом сказал адвокат, поднес к губам ложку, подул на желтоватый рис и снял пробу. – Сыровато. Еще минут десять. Выпить хотите?
Он развел в алюминиевой чашке спирт, и мы по очереди сделали по глотку, пожевали хлеб, посмотрели на затухающие в последних лучах солнца горы.
– Все как в обычной жизни, – задумчиво сказал адвокат. – Тайком от женщин мужчины пьют на кухне и закусывают тем, что попадется под руку. Вы, кажется, тоже не женаты?
– К счастью, уже нет.
– А я, к сожалению, еще нет. Не нашел ту, которая смогла бы привыкнуть к моему не совсем мягкому характеру. Были другие, готовые идти со мной хоть на край света, но сердце ждало любви… Да, грустно.
– А вы, оказывается, лирик.
– В какой-то степени. Все мы лирики, когда начинаем ценить то, что не ценили раньше. М-да… Простите, что я влезаю в ваши личные дела, но мне кажется, что вы и Валери идеально подходите друг другу.