Серебряный туман
Шрифт:
— Серьёзно? Вот где она хранит его фотографию?
— Ну, он действительно разбил сердце Стеллы.
Засунул бы Эйс мою фотографию в свой шкафчик в туалете? У него вообще была моя фотография? Зная его, если бы и была, то, вероятно, сжег бы её. В следующий раз, когда я пошла в туалет, я проверила закрытый шкаф, и, конечно же, за чёрным резиновым поршнем был портрет мужчины с загорелым овальным лицом, покрытым щетиной, носом, тонким, как хлебный нож, колючими каштановыми волосами и карими глазами. Несколько симпатичный, но суровый на вид.
Я сфотографировала
Берегись, мир, Катори Прайс наконец-то становится умнее.
Или моё здравомыслие пошатнулось по краям. Это тоже было реальной возможностью.
ГЛАВА 16. ТАБЛОИД
Помощь в пекарне Астры превратилась в работу на полставки. Не потому, что Фейт считала меня особенно одарённой официанткой, а потому, что её врач назначил ей постельный режим, а я была свободна.
Подпитываемая накопившейся энергией и растущим чувством вины, я работала больше часов, чем мне платили, пытаясь забыться в выпечке. Мои кондитерские изделия были и вполовину не такими красивыми, как у Астры, но с тех пор, как я позаимствовала её рецепты, они получились такими же вкусными.
Выходные были самыми сумасшедшими, но Фейт, которая продолжала ворчать, что её мать совершенно безответственна, наняла вторую официантку. Как только я освоилась с регистрацией и общением с клиентами, работа в пекарне стала приятным перерывом в моих буднях. Ещё один плюс: это вывело меня из дома, где папа и Милли говорили о трупах и поминках. К счастью, погибшие не были близкими друзьями или дальними родственниками. К сожалению, бизнес пошёл в гору. В соседних городах закрылись два похоронных бюро, которые направляли работу в Роуэн.
В свои выходные я встречалась с Каджикой в амбаре, чтобы потренироваться. Погода потеплела, а дни удлинились, так что я начала бегать каждый день. Иногда я просыпалась до рассвета и отправлялась в лес; иногда я бегала после работы вверх и вниз по залитому закатом пляжу. Моё тело становилось сильнее. Жилистые мышцы округлились и изогнулись под моей кожей, которая приобрела медный оттенок. Единственная часть меня, которая не развивалась, — это мой разум. Как бы усердно Каджика ни заставлял меня работать над этим, я не могла получить доступ к той части моего мозга, которая управляла водой. Подарок, о котором я никогда не мечтала, стал источником большого разочарования.
С другой стороны, меня утешало то, что я не сорвалась и не стала охотницей. Я больше не была уверена, кем я была. Хуже того, я не была уверена, кем я хотела быть. Я смирилась с тем фактом, что я другая, не совсем человек. Татуировка, обвивающая мою шею, подтверждала это ежедневно.
Я перестала носить шарфы, когда над Мичиганом прокатилась волна жары, поджарив длинную полосу белого песчаного пляжа и нагрев верхнюю часть озера. Моя татуировка вызвала настоящий переполох в нашем маленьком городке. Пару
Я упоминала, что ни один фейри не посещал меня? Никто. Ноль. Пшик. Возможно, они порхали по другим частям Америки. Или, может быть, они загорали в Европе. Разве не все поехали в Европу весной?
— Хочешь ещё кусочек? — спросила я Фейт, которая листала таблоид в углу пекарни.
Не поднимая глаз, она спросила:
— Я выгляжу так, будто мне нужен ещё кусочек?
— Ты беременна, Фейт. Не толстая.
Она подозрительно покосилась на меня, затем закрыла журнал и положила руки поверх обложки, сплетя пальцы вместе.
— Почему ты всё ещё здесь?
Я прикусила язык, чтобы сдержать кислый ответ. Я не хотела терять эту работу. Работа, наряду с моими изнурительными тренировками и ночными марафонами «Нетфликс» с отцом, были единственными вещами, которые мешали мне думать об Эйсе и о том, как сильно я скучала по нему.
— Прости, — я поставила её пустую тарелку на свой поднос и повернулась.
— Катори, — голос Фейт был таким резким, что заставил меня обернуться. — Я задала тебе вопрос.
— И я отвечаю на упреждение.
— Я не имела в виду прямо сейчас. Я имела в виду, почему ты всё ещё здесь работаешь? Почему ты не проходишь практику в больнице?
О.
Должно быть, я долго стояла, разинув рот, потому что Фейт закатила глаза.
— Может, я и стерва, но я не настолько.
Я плотно сжала губы.
— Неужели я?
Вместо ответа я сказала:
— Я только на втором курсе колледжа. Ни одна больница не дала бы мне стажировку.
Фейт погладила свой увеличивающийся живот, как бородатые мужчины гладят волосы на лице. После долгих секунд она сделала паузу, но продолжала держать ладонь на своём раздутом животе.
— Доктор сказал, что я могу прекратить постельный режим и снова начать работать.
Мой желудок наполнился льдом. Я хотела сказать, что мне нужна эта работа. Не увольняй меня. Я буду работать бесплатно. Но всё это звучало жалко и отчаянно, поэтому вместо этого я прикусила внутреннюю сторону щеки.
— Итак… — продолжила она.
Моё сердце бешено колотилось. Моя метка горела.
— Так ты больше не хочешь, чтобы я была здесь?
Несмотря на то, что взгляд Фейт был прикован к моей руке, казалось, что она где-то в другом месте.
— Так что, если ты хочешь сделать что-то ещё, Катори, ты можешь сделать что-нибудь ещё.
— Я счастлива остаться.
Одна из её бровей дёрнулась вверх.
— Действительно?
Я кивнула.
— Ну, я думаю… пока мама не вернётся, ты могла бы мне пригодиться.
Мой желудок сжался, как будто фейри требовал сделки. Но не было ни фейри, ни сделки, только чувство вины. Огромная куча вины.
— Звучит справедливо.
Я взяла тряпку со своего блюда, вытерла кофейное пятно на длинном общем столе, затем переставила маленькие горшочки, наполненные лавандовыми и бирюзовыми суккулентами.