Серебряный век. Лирика (сборник)

Коллектив авторов

«Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе…»

Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе Насторожусь – прельщусь – смущусь – рванусь. О милая! – Ни в гробовом сугробе, Ни в облачном с тобою не прощусь. И не на то мне пара крыл прекрасных Дана, чтоб на сердце держать пуды. Спеленутых, безглазых и безгласных Я не умножу жалкой слободы. Нет, выпростаю руки! – Стан упругий Единым взмахом из твоих пелен – Смерть – выбью! Верст на тысячу в округе Растоплены снега и лес спален. И если все ж – плеча, крыла, колена Сжав – на погост дала себя увесть, – То лишь затем, чтобы смеясь над тленом, Стихом

восстать – иль розаном расцвесть! Около 28 ноября 1920

«Знаю, умру на заре! На которой из двух…»

Знаю, умру на заре! На которой из двух, Вместе с которой из двух – не решить по заказу! Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух! Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу! Пляшущим шагом прошла по земле! – Неба дочь! С полным передником роз! – Ни ростка не наруша! Знаю, умру на заре! – Ястребиную ночь Бог не пошлет по мою лебединую душу! Нежной рукой отведя нецелованный крест, В щедрое небо рванусь за последним приветом. Прорезь зари – и ответной улыбки прорез… Я и в предсмертной икоте останусь поэтом! Москва, декабрь 1920

«Ты пишешь перстом на песке…»

Ты пишешь перстом на песке, А я подошла и читаю. Уже седина на виске. Моя голова – золотая. Как будто в песчаный сугроб Глаза мне зарыли живые. Так дети сияющий лоб Над Библией клонят впервые. Уж лучше мне камень толочь! Нет, горлинкой к воронам в стаю! Над каждой песчинкою – ночь. А я все стою и читаю. 1920

Маяковскому

Превыше крестов и труб, Крещенный в огне и дыме, Архангел-тяжелоступ – Здорово, в веках Владимир! Он возчик, и он же конь, Он прихоть, и он же право. Вздохнул, поплевал в ладонь: – Держись, ломовая слава! Певец площадных чудес – Здорово, гордец чумазый, Что камнем – тяжеловес Избрал, не прельстясь алмазом. Здорово, булыжный гром! Зевнул, козырнул – и снова Оглоблей гребет – крылом Архангела ломового. 18 сентября 1921

«Здравствуй! Не стрела, не камень…»

Здравствуй! Не стрела, не камень: Я! – Живейшая из жен: Жизнь. Обеими руками В твой невыспавшийся сон. Дай! (На языке двуостром: На! – Двуострота змеи!) Всю меня в простоволосой Радости моей прими! Льни! – Сегодня день на шхуне, – Льни! – на лыжах! – Льни! – льняной! Я сегодня в новой шкуре: Вызолоченной, седьмой! – Мой! – и о каких наградах Рай – когда в руках, у рта: Жизнь: распахнутая радость Поздороваться с утра! 25 июня 1922

Минута

Минута: минущая: минешь! Так мимо же, и страсть и друг! Да будет выброшено ныне ж – Что завтра б – вырвано из рук! Минута: мерящая! Малость Обмеривающая, слышь: То никогда не начиналось, Что кончилось. Так лги ж, так льсти ж Другим, десятеричной кори Подверженным еще, из дел Не выросшим. Кто ты, чтоб море Разменивать? Водораздел Души живой? О, мель! О, мелочь! У славного Царя Щедрот Славнее царства не имелось, Чем надпись: «И сие пройдет» – На перстне… На путях обратных Кем не измерена

тщета Твоих Аравий циферблатных И маятников маята? Минута: мающая! Мнимость Вскачь – медлящая! В прах и в хлам Нас мелящая! Ты, что минешь: Минута: милостыня псам! О как я рвусь тот мир оставить, Где маятники душу рвут, Где вечностью моею правит Разминовение минут. 12 августа 1923

«Рас-стояние: версты, мили…»

Рас-стояние: версты, мили… Нас рас-ставили, рас-садили, Чтобы тихо себя вели По двум разным концам земли. Рас-стояние: версты, дали… Нас расклеили, распаяли, В две руки развели, распяв, И не знали, что это – сплав Вдохновений и сухожилий… Не рассорили – рассорили, Расслоили… Стена да ров. Расселили нас как орлов – Заговорщиков: версты, дали… Не расстроили – растеряли. По трущобам земных широт Рассовали нас как сирот. Который уж, ну который – март?! Разбили нас – как колоду карт! 24 марта 1925

Сергей Есенин (1895–1925)

«Гой ты, Русь моя родная…»

Гой ты, Русь моя родная, Хаты – в ризах образа… Не видать конца и края – Только синь сосет глаза. Как захожий богомолец, Я смотрю твои поля. А у низеньких околиц Звонно чахнут тополя. Пахнет яблоком и медом По церквам твой кроткий Спас. И гудит за косогором На лугах веселый пляс. Побегу по мятой стежке На приволь зеленых лех, Мне навстречу, как сережки, Прозвенит девичий смех. Если крикнет рать святая: «Кинь ты Русь, живи в раю!» Я скажу: «Не надо рая, Дайте родину мою». 1914

«Не бродить, не мять в кустах багряных…»

Не бродить, не мять в кустах багряных Лебеды и не искать следа. Со снопом волос твоих овсяных Отоснилась ты мне навсегда. С алым соком ягоды на коже, Нежная, красивая, была На закат ты розовый похожа И, как снег, лучиста и светла. Зерна глаз твоих осыпались, завяли, Имя тонкое растаяло, как звук, Но остался в складках смятой шали Запах меда от невинных рук. В тихий час, когда заря по крыше, Как котенок, моет лапкой рот, Говор кроткий о тебе я слышу Водяных поющих с ветром сот. Пусть порой мне шепчет синий вечер, Что была ты песня и мечта, Все ж, кто выдумал твой гибкий стан и плечи – К светлой тайне приложил уста. Не бродить, не мять в кустах багряных Лебеды и не искать следа. Со снопом волос твоих овсяных Отоснилась ты мне навсегда.

«Я покинул родимый дом…»

Я покинул родимый дом, Голубую оставил Русь. В три звезды березняк над прудом Теплит матери старой грусть. Золотою лягушкой луна Распласталась на тихой воде. Словно яблонный цвет, седина У отца пролилась в бороде. Я не скоро, не скоро вернусь! Долго петь и звенеть пурге. Стережет голубую Русь Старый клен на одной ноге. И я знаю, есть радость в нем Тем, кто листьев целует дождь, Оттого, что тот старый клен Головой на меня похож. 1918