Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 1. А-И
Шрифт:
Но когда я видел его в глубине комнаты при вечернем освещении en face, то он напоминал мне поэтов двадцатых годов [XIX века. – Сост.]. Так я представлял себе молодого Мицкевича, с безусым лицом и чуть-чуть вьющимися бакенбардами около ушей.
А над его правым ухом таинственно приподымалась прядь густых волос, точно внимательное крыло, и во всей его фигуре и в голосе чувствовалась „Ярь непочатая – Богом зачатая“» (М. Волошин. Лики творчества).
«Длинный, моложавый, но чуть сутулый, Сергей Митрофанович, с копной соломенных волос, большим носом и
Слава Сергея Городецкого – он был тогда в большой моде – меня несколько отпугивала от него. Поэт говорил о петербургских кружках и группах, о „Цехе поэтов“…При этом Городецкий размахивал руками, горячился, вскакивал с места и вновь садился, и я чувствовал, как все это ему близко и волнует его» (А. Дейч. День нынешний и день минувший).
«Глаза светлые, взгляд открытый, „душевный“. Волосы русые – кудрями. Голос певучий. Некрасив, но приятнее любого красавца – „располагающая наружность“, и наружность не обманывает: действительно, милый человек. Всякому услужит, всякому улыбнется. Встретит на улице старуху с мешком – „Бабушка, дай подсоблю“. Нищего не пропустит. Ребенку сейчас леденец, всегда в кармане носит…
Помог, пошутил, улыбнулся и идет себе дальше, посвистывая или напевая. Глаза блестят, белые зубы блестят. Даже чухонская шапка с наушниками как-то особенно мило сидит на его откинутой голове.
…Если вы познакомились с Городецким, начали у него бывать и вы поэт – он непременно вас нарисует. Немного пестро, но очень похоже и „мило“. И обязательно на рогоже.
Рисует Городецкий всегда на рогоже – это его изобретение. И дешево – и есть в этом что-то „простонародное“ – любезное его сердцу. И хотя народ рогожами пользуется отнюдь не для живописи, Городецкому искренно кажется, что, выводя на рогоже Макса Волошина, в сюртуке и с хризантемой в петлице, он много ближе к „родной неуемной стихии“, чем если бы то же самое он изображал на полотне. С одной стороны, „стихия“, с другой – Италия. Раскрашенные квадратики рогож – чем не мозаика?
Страсть к Италии внушил недавно Городецкому его новый, ставший неразлучным, друг – Гумилев. После „разговора в ресторане, за бутылкой вина“ об Италии – с Гумилевым, Городецкий, час назад вполне равнодушный, – „влюбился“ в нее со всей своей пылкостью. Влюбившись же, по причине той же пылкости, не мог усидеть в Петербурге, не повидав Италию немедленно и собственнолично.
И вот через неделю Городецкий уже гулял по Венеции, потряхивая кудрями и строя „итальянчикам“ козу. Ничего – понравилось.
Сергей Городецкий
…У Городецкого, при всей переменчивости его взглядов и вкусов, было одно „устремление“, которое не менялось: страсть к лубочному „русскому духу“… Безразлично, что „воспевал“ он в разные времена, в разных пустых, звонких и болтливых строфах. Их лубочная суть оставалась все та же – не хуже, не лучше. „Сретенье царя“ не отличается от оды Буденному, и описания Венеции слегка отдают „чайной русского народа“…
Естественным дополнением пристрастия к „русскому духу“ было стремление Городецкого открывать таланты из народа и окружать себя ими» (Г. Иванов. Петербургские зимы).
ГОРСКИЙ Александр Алексеевич
Артист балета, балетмейстер, педагог. В 1901–1924 балетмейстер Большого театра. Ученик П. Карсавина и М. Петипа. Постановки балетов «Дон Кихот» (1900), «Лебединое озеро» (1901, 1912, 1920), «Жизель» (1907, 1911, 1918, 1922), «Баядерка» (1917), «Дочь фараона» (1905) и др. В 1916 впервые на сцене осуществил балетную постановку симфонии («5-я Симфония» А. Глазунова). Среди учеников А. Горского – Т. Карсавина, А. Мессерер и др.
«Горский, выразивший основные тенденции московского балета, противостоял Фокину, поиски которого были чрезвычайно характерны для развития балета в Петербурге. Фокин в те годы ставил лишь отдельные прелестные миниатюры, а усилия Горского были направлены на создание целостного балетного спектакля с развернутым сюжетом. Он был автором балетных трагедий, в которых наиболее ярко находила себя Гельцер. Как балетмейстер Горский был очень изобретателен, и в смысле создания развернутых трагедийных балетных спектаклей не только с хореографическими образами, но и с драматическими характерами, такими как Саламбо, он сделал чрезвычайно много» (П. Марков. Книга воспоминаний).
ГОРСКИЙ Александр Константинович
Поэт, публицист. Публикации в журналах и сборниках «Новое вино» (1913), «Вселенское дело» (Одесса, 1914), «Седьмое покрывало» (Одесса, 1916). Стихотворные сборники «Глубоким утром. (Песнопения)» (М., 1913), «Лицо эры» (Харбин, 1928), «Одигитрия» (Харбин, 1935). Книги «Перед лицом смерти» (б. м., 1928), «Н. Ф. Федоров и современность. Очерки» (вып. 1–4, Харбин, 1928–1933), «Рай на земле» (Харбин, 1929).
«Это был человек совершенно исключительный, „всеблаженный“. Он внутренней работой достиг счастья, ни от чего не зависящего, и в любом положении, при любых обстоятельствах не только сохранял бодрость и ясность духа, но какую-то неугасимую восторженность. Ему было тогда около 50 лет. Голова уже седела (слегка). Волосы чуточку курчавились. Высокий, с всегда откинутой головой, с обычной улыбкой, обнажавшей зубы, с карими юношескими, ясными глазами… Он был ревностный последователь учения Федорова, его теории „общего дела“. Смерть не закон жизни. Она должна быть преодолена. Человек должен быть девственным. Девственность – условие бессмертия плоти. Но не только задача в том, чтобы достигнуть личного бессмертия. Смерть должна быть окончательно преодолена, и долг живущих – воскресить умерших. Это и есть общее дело. И Горский сохранял девственность, мало того, он сохранил, как Паулин Ноланский (поэт поздней античности), девственность в своем браке с Терезой.