Серебряный воробей. Лгут тем, кого любят

Джонс Тайари

– Что с тобой случилось? – спросила мама. – Ничего нет плохого в том, чтобы немного накраситься и приодеться. Или у тебя просто такой период?

Она взяла меня за плечи и попыталась прочитать ответы на лице. У нас была договоренность рассказывать друг другу все. Мама коснулась моего лба, потом ушей.

– Где сережки?

– В шкатулке с украшениями, – ответила я.

– Ты перестала их носить, – грустно заметила мама.

Но это не так: я надевала их на свидания с Маркусом.

* * *

Было бы несправедливо утверждать, что из-за него я сильно изменилась, будто он взял милую тихую девочку, которая хотела стать педиатром, когда вырастет, и превратил в оторву.

Я знала, что шептали некоторые за моей спиной, но от этого наговоры не стали правдой. Скорее Маркус показал мне новые возможности. Я познакомилась с ним (где бы вы думали?) в универмаге «Крогер». Мы с мамой пришли закупиться консервами: синоптики предсказали, что толщина снежного покрова составит до десяти сантиметров, и весь город был в панике. Мама поздно пришла с работы, и мы помчались в магазин посмотреть, осталась ли там хоть какая-то еда. Она хватала с полок последние банки с супом, а меня отправила добыть ветчину со специями. Магазин кишел напуганными покупателями, сгребавшими все продукты длительного хранения, даже маринованные устрицы. Ветчину всю разобрали, но в самом дальнем углу полки нашлось несколько покрытых вмятинами жестянок с венскими сосисками.

Я бережно прижала банки к груди и вдруг почувствовала, как кто-то потянул меня за петли джинсов. Обернувшись, увидела Маркуса. Я узнала его. Невозможно было учиться в школе имени Мэйса и не знать, кто такой Маркус МакКриди III.

Все еще держа меня за талию, он наклонился, положил свой подбородок телеведущего мне на плечо. Его дыхание пахло апельсиновой цедрой и чем-то пряным вроде гвоздики.

– Привет, красавица. Если бы ты не была малолеткой, я бы попросил тебя дать мне шанс.

Рука скользнула от моего пояса вверх по спине. Я замерла и позволила ему запустить другую руку в волосы.

– Ты такая симпатичная. И классная. Фигуристая.

Я представила, что мое сердце – это крошечный звенящий колокольчик на кошачьем ошейнике.

Я скрестила ноги и стиснула колени, хотя знала, что именно так девчонки симулируют плохое самочувствие, когда не хотят идти на физкультуру. Я напрягла ноги, чтобы не упасть. Вот оно какое, вожделение, чистое и неукрощенное. Это слово я узнала из женских романов Джудит Кранц, но все равно дрянные книжонки в мягкой обложке не подготовили меня к тому, что во мне пробудит прикосновение пальцев Маркуса к коже головы и аромат его дыхания. Я склонила голову навстречу ласке, и он произнес:

– А тебе ведь нравится.

Внезапно парень отпустил меня и более бодрым тоном выпалил:

– Здравствуйте, миссис Грант.

Я обернулась и увидела светлокожую леди с тележкой, с горкой набитой покупками.

– Здравствуй, Маркус.

Я моргнула, будто кто-то только что включил яркий свет. Опустила глаза. Мне было стыдно смотреть в лицо толпящимся вокруг покупателям, которые видели бог знает что.

– Дай мне свой номер, – потребовал Маркус. – Меня могут посадить, но мне все равно. Черт, девочка, ты такая красивая.

У меня не было бумаги, но в сумочке (подделке под «Луи Виттон») лежала ручка. Он оторвал от жестянки с тунцом клочок этикетки, и я написала свой номер крошечными, но разборчивыми цифрами. Маркус сложил обрывок в несколько раз, так что клочок стал похож на комочек бумаги, которым стреляют через трубочку мальчишки, и запихнул в карман. Я стояла без движения, чувствуя, как под тонкой пленочкой кожи все тело расширяется и сжимается. Так и стояла, пока мама не подошла вместе с тележкой.

– Вот ты где.

Я отдала венские сосиски и наконец расслабила колени. Улыбнулась как ни в чем не бывало, словно осталась все той же девочкой, что и десять минут назад. Но на самом деле стала другой: пламенеющей и посвященной.

6

Задумайся

Благодаря

знакомству с Маркусом я нашла лучшую подругу. Рональду Харрис. Она часто бывала на вечеринках у него дома, не потому что была в его компании, а потому что Маркус всегда искал девушек, чтобы разбавить мужское общество. Рональда жила с ним по соседству, и, как и у меня, у нее не было нужды беречь репутацию. Иногда на вечеринках Маркус называл меня своей девушкой и целовал на глазах у всех. Я сидела у него на коленях и пила из его чашки. А иногда он тайком подмигивал и улыбался мне поверх голов гостей.

Когда у него не было времени на разговоры, я тусовалась с Рональдой. Она недавно переехала в Атланту и настолько отличалась от остальных, словно прилетела из-за границы учиться по обмену. Подруга пыталась выпрямить волосы самостоятельно с помощью специального средства, а в результате практически облысела, и поэтому носила огромные серьги и пользовалась тенями для век с блестками, чтобы ее не принимали за парня. К тому же у Рональды был занятный говор, который выражался не в особом произношении слов, а в том, как она соединяла их в предложения. Чтобы подчеркнуть свою мысль, подруга повторяла слово трижды: «Этот экзамен был сложный, сложный, сложный». Она говорила «не укупишь», словно приехала из Луизианы. Лицо было совершенно непримечательное, как буханка хлеба, однако она встречалась со взрослым мужчиной. Это был военный, который иногда заезжал за Рональдой на люксовом темно-синем «Катласс Суприм». Несколько раз он подвозил и меня. Я сидела на заднем сиденье и смотрела на глянцевую желтую ткань, покрывавшую потолок и крепившуюся с помощью украшенных перьями защепок. Я думала, что Рональда потрясающая, а Маркус считал ее странной и называл «деревня» и «гетто».

Она сказала, что «гетто» еще переживет, но «деревня» – это слишком.

– Как он может говорить, что я деревня, когда сам из Джорджии?

Рональда переехала из Индианаполиса, из настоящего большого города куда севернее Атланты.

– Настолько севернее, что мы не впадаем в панику из-за мелкого снежка. Маркус и его компашка, может, и мажоры, но это они деревня. Деревенские мажоры.

Рональда мне все объяснила, когда я пришла к ней домой помочь с математикой. В ее прежней школе старшеклассников разделяли на два потока: в первом ребята готовились к поступлению в вузы, во втором учились все остальные. Рональда застряла во втором, и поэтому ей не хватало знаний для учебы в школе имени Мэйса. Она почти полгода пыталась заниматься самостоятельно: усердно зубрила и внимательно слушала учителей на уроках. Остальные обменивались записочками и составляли примерный список подружек невесты (свадьбы должны были состояться после нашего совершеннолетия и непременно в июне). За неделю до зимних экзаменов Рональда даже обернулась и сделала замечание однокласснику, который громко шуршал, разворачивая сливочный леденец. Но все же тригонометрия ей давалась тяжело, потому что прежде она проходила лишь общий курс алгебры. Ее папе пришлось задействовать связи, чтобы дочку приняли в спецшколу с математическим и научным уклоном, так что Рональда ужасно боялась завалить экзамены и отправиться назад, в Индианаполис.

Я вызвалась помочь не только потому, что эта девчонка мне нравилась (кстати, очень). Даже в начале года новички вызывают большой интерес, но вот если человека переводят к вам в класс через два месяца после начала занятий, то, очевидно, причиной тому служит какая-то сложная история. А лучше всего чует сложную историю тот, у кого и своя непростая.

Дом, где теперь жила Рональда, был большой, почти такой же, как у Маркуса, но у семьи МакКриди был гараж, а у отца подруги только навес для машины. И все же это был хороший дом с четырьмя спальнями и двумя ванными.