Серенада для Грейс
Шрифт:
Толковый фотолюбитель мог бы сделать отличную фотографию на обложку журнала для садоводов и огородников. Такой портрет, да еще с надписью «Твой огород», очень понравился бы старым девам на выданье. А я копаю, я возделываю ниву. Ниву! Вам не нравится слово, которое я употребил? Вы считаете, что оно здесь не к месту? Вполне возможно. Это я так, в плане тренировки стиля!
Британская нива! Звучит как тема съезда фермеров.
Этак мне тут долго придется возиться. Но с пользой, дети мои! Это приносит результат! Результат, который можно было бы озаглавить: «Англия — страна удивительных смертей»…
При самом ярком (для этой страны) свете дня — свет настолько мерзкий, что и говорить об этом противно — я нахожу женскую туфлю. Странная, надо сказать, огородная культура. Может быть, в этом городке сажают ботинки, чтобы потом собирать их коробками?
Но только я обнаруживаю сначала ступню, идущую из туфли, потом голень, идущую от ступни, затем всю ногу, идущую от голени, затем туловище, идущее от ноги, и затем голову. На этом найденный овощ заканчивается. И я говорю себе, что дальше можно не рыть. Человек, который закопал это тело в своем огороде, вряд ли хотел, чтобы оно выросло и начало плодоносить. Он закопал его, чтобы похоронить навсегда.
Я зажигаю спичку и склоняюсь над ямой. Умершая была, видимо, очень красивой, пока ее красотой не занялись черви. Здесь я не играю словами, поскольку, согласитесь, что это все же лучше, чем выдают некоторые академисты: ее красивые останки!
Когда спичка гаснет, я слышу шаги по посыпанной гравием дорожке. Поворачиваюсь и вижу Грейс, мою любезную переводчицу. Она смотрит на меня вопросительно, подходит ближе и наклоняется над ямой.
— Это Марта Обюртен, да? — спрашиваю я.
— Да, — отвечает она, вскидывает руку ко рту и пятится. У нее нет тренировки, у Грейс. — Как вы догадались, что это она? — спрашивает девушка.
Я показываю ей платок.
— Вот что я подобрал в саду. Это женский платок. Нет ни инициалов, ни запаха духов… Платок женщины без кокетства…
Грейс кивает головой, и первый раз с тех пор, как я ее вижу, что-то похожее на восхищение появляется на ее лице.
— Нужно сообщить в полицию, — говорит она.
— О'кей, — соглашаюсь я, — но только, пожалуйста, не в местную. Не хочу терять время на тупые допросы, поскольку мне самому надо опросить еще множество людей. Я сообщу в Скотленд-ярд, с вашей помощью, естественно, поскольку решил мобилизовать вас под свои знамена…
Я ставлю лопату на место, нахожу кусок толя и несу его к яме, чтобы закрыть эту нетрадиционную могилу.
Наклонившись над ямой, я замечаю правую руку умершей, прижатую к груди. Похоже, она что-то держит в руке. Я разжимаю мертвые пальцы, если только так можно сказать, поскольку впечатление, будто разжимаешь руку статуи из мрамора. Да что я говорю! Скорее из дерева, настолько сильный хруст раздается при этом. Мне удается вырвать наконец ее добычу — пуговицу… Простая роговая пуговица от ее костюма, которую она оторвала непонятно почему…
— Так, теперь можно уходить, — говорю я. — Пойдем в ближайшую пивную и позвоним в Лондон…
Грейс идет с опущенной головой.
— Ее убили? — спрашивает она.
— У меня все причины думать так, хотя я и не обнаружил раны… Но поскольку у людей не принято хоронить умерших естественной смертью в своем огороде…
Черная ночь как-то быстро наползает на город, а туман опять захватывает все на свете. Мы идем, погруженные в свои невеселые мысли…
Она молодец, Грейс. В этих случаях девушки обычно падают в обморок или кричат как помешанные.
— Это произвело на вас дурное впечатление? — спрашиваю я.
Она отвечает тихим голосом:
— Да, действительно, грустно…
— Вы никогда не видели мертвых?
— Нет…
— Хочу сделать вам комплимент: вы стойко держались… Кстати, удалось раздобыть сведения о хозяине дома?
— Да…
— Я вас слушаю.
— Это некто Хиггинс. Он снял дом три или четыре месяца назад. Он коммивояжер и практически здесь не бывает.
— Как он выглядит, этот Хиггинс?
— Среднего роста, седые волосы…
— К нему кто-нибудь приходил?
— Несколько раз Марта, как я поняла по описанию, и еще молодой человек…
— Где работает Хиггинс?
— Соседи не знают. Он ни с кем не разговаривал… Приезжал на день-два, потом опять пропадал на неделю…
— На чем он приезжал?
— На машине. Ярко-красный «хиллман» с откидывающимся верхом…
— Браво, — говорю я, — у вас явные способности, малыш!
Она скромно опускает глаза.
Мы подходим к пабу. Три ступеньки. В этой стране нужно обязательно пройти по нескольким ступенькам вниз или вверх, чтобы куда-то попасть.
Мы садимся в баре.
— Что вы будете пить? — осведомляюсь я вежливо.
— То же, что и вы, — отвечает она.
— Я — виски…
— Я тоже.
— Двойное виски…
— Тогда два двойных…
— Ваше сердечко страдает?
— Есть такое дело…
Бармен наливает нам два стакана виски, оставив место, лишь чтобы положить туда по куску льда. Мы пьем с наслаждением… Звучит тихая приятная музыка, причем не какая-то там американская, а настоящая французская. И это доставляет мне такое же удовольствие, как и алкоголь…
— Может, позвоним? — намекаю я. — Но, заметьте, мы никуда не спешим, а, учитывая положение дел, спешить вообще некуда…
Грейс спрыгивает со своего табурета.
— Пошли…
Мы втискиваемся в узкую кабинку в глубине зала.
— Попросите соединить со Скотленд-ярдом, — говорю я, — а как только они ответят, позовите инспектора Брандона для комиссара Сан-Антонио. Я буду с ним разговаривать сам, так как он понимает мой красивый язык.
Грейс кивает и начинает объясняться с телефонисткой.