Серенький волчок
Шрифт:
– Я не могу понять, ведь не ребенок уже! В шестнадцать лет сочинять так нескладно. А писать начала, когда только в школу пошла. Это даже не графомания, это какая-то патология. Да по ней и видно, что больная, да к тому же косоглазая. Ну что мне нужно было сказать? Все равно, чувствую себя дерьмом…
– Анто-он!
Золотницкая охнула, сделала страшные глаза и ткнула пальцем ему за спину. Он быстро обернулся. Возле машины стояла Катя. Она прижимала к груди его книгу. Ударь Куприн девушку ножом, ее взгляд не сказал бы больше: было в нем и удивление, и отчаяние, и такая мука, что Антона кинуло в жар. Так стыдно ему в жизни еще не было.
Он
Катя попятилась, положила книгу на капот машины – и побежала прочь с парковки.
– Господи, куда мир катится, ей бы от первой любви так страдать! – вздохнула Золотницкая.
Настроение у Антона окончательно испортилось. Он попрощался с Яной и поехал домой.
Первое время оторванность от цивилизации на новом месте была приятна: тишина, сладкий воздух, березки, пруд – все стало реальностью. Но потом замелькали тревожные мысли. А стоило ли забираться так далеко от Москвы? А вдруг срочно понадобится врач? Звонить местным коновалам? А подрастут дети – в какую школу их отправлять? Опять в Москве покупать жилье? Может, действительно стоило приобрести не очень большой готовый дом в ближнем Подмосковье? Или построить. Лена предлагала такой вариант. Но ему захотелось хорошей экологии, подальше от мирской суеты в большом имении. И вот – получай, что хотел. Здесь им предстояло обосноваться крепко и надолго. Быть может, навсегда. Квартира продана. Дача тоже. Пути назад не было.
Куприн отмахивался от пугающих мыслей. Он закончит книгу, продаст права на экранизацию. Деньги появятся. И все встанет на свои места. Да и поселок в стратегическом отношении перспективный: Москва, поговаривают, поползет на юго-запад.
Новоселье справляли тесным кругом: ждали только друзей – Петра и Галину. Погода была теплой, и стол решили накрыть на террасе.
Не успели постелить скатерть, как приехали гости. Галина торжественно вытащила из багажника корзинку с пушистым рыжим котенком.
Петр не церемонился.
– Получай, дружище, владей и радуйся!
Он развернул черный бархат и протянул новоселу длинный чехол.
– Петро, неужели он самый? – Антон с восхищением взял подарок.
Галина опередила мужа с ответом. Покрутила пальцем у виска.
– Ленка, нет, ну ты скажи, нормально это? Ружье дарить?
Лена бегала от детей к гостям и обратно, но момент вручения подарка мужу застала. Она закатила глаза и пожала плечами.
– Мужчины всегда остаются охотниками, даже писатели. Это у них атавизм пещерный такой, – она скорчила рожицу и показала мужу язык.
– Женщины, ну что бы вы понимали! – деланно возмутился Петр. – Галкин котенок лучше? Забрались в глухомань, живете без охраны. Хоть решетки на окна догадались поставить. А ружье – оно и в Африке ружье. Точнее карабин «Вепрь»! С ним спокойнее. Правда, Антоха?
– Пойдем, подруга, в детскую, а эту малышню оставим здесь, – Галина презрительно фыркнула, сняла с плеча фотоаппарат; они забрали корзинку с котенком и, подтрунивая над мужьями, удалились.
Антон кивал, поддакивал, а сам слушал шуточную перепалку вполуха. Он с недавних пор подумывал о таком оружии. Не для защиты, нет. В кого стрелять? В местных алкоголиков? Карабином просто хотелось владеть. Знать, что у тебя есть эта вещь. Тем более выглядел он очень эффектно – как настоящий автомат, особенно если разложить приклад.
– Спасибо, Петро! – Антон крепко обнял друга.
– Антоха, давай по пивку, пока девчонки ребят займут,
Антон взял карабин, и друзья отправились на кухню.
– Тошенька, ты слышишь меня?
Антон очнулся и понял, что жена давно пытается достучаться до него. А он провалился в воспоминания.
Лена поставила турку со сваренным кофе на столик. Поцеловала мужа.
– Твой любимый, четыре ложки, с корицей.
Он обнял жену, уткнулся лицом ей в живот.
Поверить в то, что доказывала Лена, невозможно. А говорила она вещи жуткие в своей запредельности. И дело не только в мифическом сером волчке. Слушать ее – означало опять погрузиться в прежний кошмар. Где взять силы?
Он закрыл глаза, и страшные воспоминания снова захватили его…
Было раздирающе больно. Антон оцепенело стоял возле густых зарослей осоки. Вчера здесь, именно в этом месте, они устроили пикник. Алешка ловил сачком бабочек, смеялся, толкал в бок Сашу, как на перину, падал в густые травы, а потом сидел на пледе и пускал через соломинку пузыри в бутылку с соком. Трава до сих пор смята, вчера они затеяли шуточную борьбу. А сейчас…
А сейчас Алеша лежал на спине. Разорванное горло… Рана в боку… Кровь! Много крови…
– Да накройте вы тело! – скомандовал кто-то.
Антон начал терять сознание, но успел схватиться за ветку. Один из медиков поднес к его носу ватку с нашатырем. Он опустился на землю.
– Пустите меня! – услышал Куприн голос жены. Хотел встать и остановить ее, но опоздал, и его самого остановил нечеловеческий крик.
Страшная весть разлетелась быстро. Возле дома собирались кучки поселковых жителей. Появились столичные журналисты. Полиция разгоняла народ, но зеваки уходили неохотно.
Версию о взломе и похищении сыщики сразу отвергли, осмотрев окна, двери и замки. А супруги и сами подтвердили, что ребенок мог выйти из дома без чьей-либо помощи.
– Вы запираете входную дверь на ключ? А калитку в воротах – тоже на ключ? – следователь Гришин говорил тихо, но твердо. Даже у него, опытного майора, зубы скрипели, когда он думал о трупе в лесу. Человек такого не сотворит. Тело могло быть растерзано зверем. Но настолько лютого зверья, чтобы на мальчишку напасть, пусть даже маленького, здесь давно не водилось. Скорее всего – грызуны. Майору приходилось видеть тела, объеденные крысами. Иногда стая жрет так, что множество мелких укусов напоминают одну большую рану, словно от крупного хищника. При первичном осмотре легко спутать.
Есть ли вероятность, что мальчик был уже мертв на момент получения ран? Вряд ли. Слишком много крови. Что же выходит: как в средневековье, крысы нападают на людей? Бред! Нужно дождаться заключения экспертизы. Вдруг и впрямь зверюга завелась в лесу.
Интуиция подсказывала Гришину: дело будет очень проблемным. А еще следы на месте преступления: там явно топтался кто-то. Криминалисты скажут более конкретно. Но что труднее всего будет установить – как ребенок оказался в лесу. Кто-то заманил? И самый главный вопрос: кто убил? Не дай бог, если все же маньяк какой объявился. Только этого не хватало. И так в последнее время журналюги сводят людей с ума выдуманными и невыдуманными историями про педофилов-убийц. И вот теперь здесь, с этим писателем. Какой черт занес их в такую глухомань? Рублевки им уже мало. Почему не поставили в дом камеры слежения, сигнализацию? Это многое бы прояснило.