Сережик
Шрифт:
— Как так пропал? — удивился я.
— Да вот так и пропал, — развела руками баба Катя. — Был человек — и не стало. Поначалу-то никто не забеспокоился — Филипп Матвеевич, бывало, по нескольку дней в лесу ночевал, — только через неделю хватились да искать начали. Да так ничего и не нашли, хотя и милиция с собакой из райцентра приезжала. А Сережик сказал, что Филипп Матвеевич ушел. Ушел надолго. А куда ушел, про то велел никому не говорить. Вот после этого бабы наши и начали болтать о том, что, прежде чем уйти, наш деревенский колдун всю силу
— Так, значит, не было никакой истории с коровой? — немного разочарованно спросил я.
— Почему же не было? — лукаво улыбнулась баба Катя. — Была. Заболела у Натальи корова, поболела да и выздоровела потом. Вот и вся история.
— А при чем здесь Сережик? — не понял я.
— А мне почем знать? — пожала плечами баба Катя. — Болтают что кому не лень…
— А про то, что, говорят, он пол будущих детей угадывать может? Тоже пустая болтовня?
— Как же, предсказывает! — Баба Катя едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться над простодушным горожанином. — Прибежит баба, которой рожать приспело, к нашему крыльцу, за живот держится и кричит: «Сережик! Кого мне родить предстоит?» А Сережик и отвечает ей первое, что в голову взбредет: «Мальца родишь» или: «Девчонка у тебя будет». Баба довольная домой убегает, а ежели после родов окажется, что Сережиково «предсказание» сбылось, то раструбит об этом на всю округу. Ну а ежели не сбылось, так смолчит. Или соврет, что именно так Сережик и говорил.
Честно признаться, я был несколько удивлен столь рациональным мышлением деревенской старушки.
Кстати, в доме у бабы Кати отсутствовали иконы. Хотя в других деревенских домах, куда мне доводилось заходить, они красовались в красных углах, а также в сервантах среди рюмок и чайной посуды, где были уже не предметами религиозного культа, а ставшей привычной частью интерьера и в какой-то мере, наверное, просто данью традициям.
Не было в доме у бабы Кати и фотографий родственников на стенах. Единственным украшением являлись большие деревянные часы-ходики с кукушкой и гирьками-шишечками.
— Баба Катя, а вы в бога верите? — спросил я.
— Раньше верила, да вся изверилась.
— А что так?
— Слишком много в мире зла да несправедливости, — задумчиво произнесла баба Катя. — Если и в самом деле какой-то там бог этот мир сотворил, так, значит, совсем не тот, к которому нас в церквах призывают.
Баба Катя встала и поправила на голове платок.
— Ты только Сережику бабские сказки не пересказывай, — предупредила она меня.
— А что, он так-таки ничему у вашего колдуна и не научился? — спросил я с затаенной надеждой, не желая терять веру в возможное чудо.
— Может, чему и научился бы, если бы умишка побольше было. А так… — Баба Катя только рукой махнула. — Уж я-то своего Сережика лучше других знаю.
После обеда я, как обычно, пристроился на крыльце, разложив на коленке тетрадь.
Из дома вышел Сережик.
Обойдя меня, он остановился невдалеке, с деликатным молчанием
— Как дела, Сережик? — приветливо улыбнулся я.
— Извини, я не хотел тебе мешать. — Сережик смущенно ковырнул носком землю.
Он со всеми в деревне был на «ты».
— Да ничего страшного. — Я отложил тетрадь в сторону.
— Ты всегда пишешь на коленке? — спросил Сережик.
— Нет, обычно печатаю на машинке. Просто в этот раз я ее дома оставил. Она у меня старая, большая, почти неподъемная.
Сережик с пониманием кивнул.
— Ты давно уже пишешь? — задал он новый вопрос.
— Ну, можно сказать, почти всю жизнь, — ответил я. — Хотя и другими делами приходилось заниматься.
— Хорошо платят? — Подражая взрослым мужчинам, Сережик серьезно сдвинул брови.
— Да не так чтобы очень, — усмехнулся я. — В других местах можно и больше заработать. Но мне это занятие нравится.
— А что именно тебе в нем нравится?
Этот вопрос заставил меня задуматься.
— Это похоже на игру. Я придумываю мир, который живет по моим правилам. В нем я повелитель и могу делать все, что сочту нужным.
— А как же люди?
— Какие люди? — не понял я.
— Люди, которые живут в твоем мире, — объяснил мне Сережик. — Тебе нравится управлять ими?
— С людьми сложнее, — покачал я головой. — Они подчиняются не мне, а тем правилам игры, которые я придумываю. Да и то не всегда. Зачастую история кончается совсем не так, как я планировал. И виноваты в этом персонажи, которые, забыв о том, что это я их создал, начинают жить своей собственной жизнью.
— Это хорошо, — сказал Сережик.
Движением руки я дал понять, что согласен с ним, хотя, признаться, не совсем понял, что он имел в виду.
Разговор показался мне законченным, и я снова взял в руки тетрадь.
— Хочешь, я покажу тебе свою деревню? — неожиданно предложил Сережик.
Я посмотрел по сторонам.
— Да я вроде бы все здесь уже видел.
— Нет, не это, — мотнул головой Сережик. — Мою деревню, — повторил он со значением.
— Давай, — недолго думая, согласился я, решив, что, пожалуй, любопытно будет взглянуть на деревню глазами Сережика.
К моему удивлению, Сережик направился не к дороге, а на задний двор. Не задавая никаких вопросов, я последовал за ним.
Мы пролезли через дыру в ограде и пошли по меже картофельного поля.
Сережик шел впереди, указывая дорогу.
— Я никому еще не показывал свою деревню, — сообщил он доверительным тоном, обернувшись на ходу.
Выражая свою признательность, я наклонил голову.
Миновав поле, мы спустились по крутому глинистому склону и вышли к речке.
Знаком велев мне следовать за собой, Сережик нырнул в густые заросли ивняка. Там, среди кустов, скрытая от посторонних взглядов, стояла маленькая сараюшка, грубо, но, судя по всему, надежно сколоченная из гладко оструганных досок и листов фанеры.