Серия «Рассекреченные жизни»
Шрифт:
Энглтон вел свои интриги, не ставя в известность руководство Лэнгли, и даже имел в своем распоряжении личные шифры для переписки с зарубежными партнерами
312
ЦРУ. Как свидетельствуют компетентные люди, особо тесные связи у Энглтона были со спецслужбами Израиля.
Мне всегда было легко и интересно беседовать с Колби не только в силу общности профессии, но и потому, что в наших биографиях было много сходного: одна возрастная группа, участие во второй мировой войне, принадлежность к воздушно-десантным войскам, работа в резидентурах в условиях войн и кризисов (у Колби — вьетнамская война, у меня — арабо-израильские и Афганистан), совместное участие в международных конференциях по проблемам разведки…
Хочу развеять и одну легенду о Колби. И при жизни, и после его смерти американские и российские журналисты переписывали друг у друга одни и те же фразы о том, что он, мол, серая и невыразительная личность. Из одной статьи в другую кочевала фраза: «По словам лиц, хорошо знавших Уильяма Колби, он идеально подходил для шпионской деятельности: незаметный, серый человек, напоминавший коммивояжера, запомнить внешность которого очень трудно…» Все это не так. Колби, наоборот, привлекал к себе людей своей доброжелательностью, открытостью, вокруг него всегда толпились ученые, журналисты, бизнесмены, всем было интересно с ним поговорить, узнать его мнение по самым различным вопросам, в том числе и далеким от разведывательной тематики. Но, как известно, очень трудно бывает избавиться от однажды найденного клише, особенно если делаются псевдонаучные ссылки на Грэма Грина 1, который якобы использовал черты Колби при написании своего «Тихого американца».
Колби отнюдь не был серым, это был яркий человек, и даже смерть его в апреле 1996 года была необычной: не справившись с течением во время прогулки на байдарке-одиночке, он потерял сознание и утонул в реке Уикомико, недалеко от американской столицы.
В заключение приведу выдержку из письма Уильяма Колби ко мне от февраля 1993 года:
«…Вы правы, что мы еще не дожили до того момента, когда государства могут обойтись без разведки. Самое главное, вы правы, говоря о том, что разведка должна быть ори-
1Речь идет о романе английского писателя Грэма Грина, напечатанного в 1955 году.
313
ентирована на защиту национальных интересов своей страны, но без идеологических предвзятостей относительно «противников». Следуя таким курсом, разведывательные службы наших государств могут служить своим народам, избегая непродуманных эксцессов на своем пути, и сотрудничать в тех областях, где совместно мы можем сделать больше для своих стран, чем по отдельности. Разработка конкретных деталей этой деятельности будет непростым делом, но это будет захватывающий процесс, и он принесет благо всем нам».
Предатели
В своих воспоминаниях о работе в разведке я никак не могу обойти тему предательства, хотя, естественно, никаких приятных эмоций она не вызывает. Но это тоже часть жизни в разведке, и никуда от этой темы не уйти. Предательства имели место в прошлом, есть они и теперь…
Во время сталинских репрессий некоторые разведчики отказывались возвращаться в СССР и оставались за границей во имя спасения своей жизни. Осуждать их трудно: здесь срабатывал нормальный инстинкт самосохранения. После смерти Сталина и устранения Берии и его сообщников никакой «охоты на ведьм» в разведке уже не велось. За время моей службы в этом ведомстве не было ни одного случая, чтобы разведчик стал жертвой доноса, интриг или клеветы и был незаслуженно репрессирован. Теперь предательство имело уже совершенно иную основу — разнообразные проявления аморальности в сочетании с психическими отклонениями. Подавляющее большинство таких предателей попыталось представить себя перед лицом мировой общественности в роли политических борцов с системой, которая провозгласила себя социалистической, как противников тоталитаризма, как «узников совести».
Но вот уже изменилась система, она делает мучительные попытки перейти к рыночной экономике, к демократии, а предателей, увы, не стало меньше, да и прежние «идейные», несмотря на полученные гарантии, что-то не спешат возвращаться на родину. Вывод напрашивается такой: наш перебежчик предает не социальную систему, а свою родину, кол-
315
лектив разведки, друзей (которым предательство перебежчиков обходится дорого — ломается их служебная карьера), родителей, жену, детей. Во всех известных случаях предательства никаких идеологических мотивов не просматривается. Причины его самые прозаические и низменные: казнокрадство и, как следствие, вербовка иностранной спецслужбой на основе компрометирующих материалов; бегство от больной или нелюбимой жены; уход от семьи с любовницей; пьянство и деградация личности на этой основе; трусость, проявленная при столкновении с иностранной спецслужбой; патологическая жадность к деньгам и вещам; половая распущенность; боязнь ответственности за промахи в служебной деятельности; бездушное или неприязненное отношение к своим ближайшим родственникам и даже желание отомстить своему начальнику ценой собственной измены. В этом далеко не полном наборе мотивов предательства возможны самые удивительные сочетания и комбинации.
Каждое предательство тяжело сказывалось на настроениях в коллективе разведки. Ни один такой случай не вызывал в ком-либо сочувствия к самому предателю — со всех сторон раздавались самые жесткие и крайние оценки его поступка. Ряд предательств был раскрыт совместными усилиями разведки и контрразведки, и сотрудники, вставшие на путь измены, получили суровые приговоры. Кстати говоря, предательство никогда не остается нераскрытым, хотя иногда это происходит слишком поздно.
Те из предателей, кого не настигла кара, кто спас свою жизнь, убежав к своим хозяевам, по данным, которыми мы располагаем, не обрели спокойной и счастливой жизни. В Центре же их предательство оборачивалось многочисленными неприятностями для сотрудников разведки. Начинались мучительные разбирательства и служебные расследования, которые приводили к стереотипным выводам: 1) допущены просчеты при приеме бывшего сотрудника на работу; 2) его плохо изучали и не воспитывали в процессе работы; 3) руководство подразделения допустило ошибку при рекомендации его на работу за границу. Виновным давались взыскания, начиналась очередная кампания перестраховок и недоверия, которая длилась до очередного пре-
316
дательства. Далее все начиналось с начала и следовали уже знакомые императивы: уволить, понизить, предупредить, объявить, усилить, углубить, потребовать, обратить внимание, тщательно разобраться, наказать виновных своей властью и так далее, и тому подобное.
На той стороне предатель, получив за измену сумму благ, делает безуспешные попытки прижиться на новом месте, пьет и гуляет под надзором полиции, пытается забыть о предательстве, но сделать это практически невозможно: мысль о том, что он предатель, навсегда поселяется в его сознании и преследует до самой смерти. Жалко покинутых детей, покинутых жен, но всего невыносимее думать о престарелых родителях, об их неустроенной и обездоленной старости, знать, что последней мыслью в угасающем сознании умирающего отца будет мысль о сыне-предателе…
Предатели из числа бывших сотрудников разведки, живущие ныне на Западе, естественно, не хотят, чтобы их называли предателями. Возможно, они даже самих себя пытаются убедить в том, что они вовсе не предатели, а идейные правдоискатели. В целях самооправдания некоторые сделали попытку стать писателями. В частности, за последние годы в роли авторов книг выступили Кузичкин, Гордиевский и Швец, разоблачающие «козни разведки и КГБ». К ним можно отнести и Олега Калугина. Но о нем я подробно расскажу позже в следующей главе.
В.А.Кузичкин изменил родине в 1982 году в Иране. Он бежал в Англию один, оставив в Москве больную жену и одинокую мать. Книга его вышла в 1990 году. Называется она «В стенах КГБ» и написана с помощью небезызвестного Фредерика Форсайта. Книга не вызвала на Западе какого-либо интереса, критика обошла ее молчанием. В ней не найти материалов исследовательского характера, и заполнена она главным образом фактами из личной жизни Кузичкина, соответствующим образом препарированными.
При чтении этой книги меня поразила настойчивость, с которой Кузичкин доказывает читателю, что он встал на путь лжи и предательства с детских лет. Он, оказывается, уже в младенческом возрасте полностью разочаровался в существовавшем режиме, ибо ясно видел все его пороки. Став взрослым, он планомерно проводил линию на преда-