Серое проклятие
Шрифт:
В том, что утро добрым не бывает, я убедился, когда открыл глаза. Такого мерзкого ощущения я не чувствовал уже вечность — организм, отравленный алкоголем, протестовал против столь хамского с ним обращения и требовал немедленно прекратить издевательства, угрожая внеочередной очисткой желудка. Впрочем, от угроз он быстро перешел к делу, и следующие несколько минут я обнимал унитаз, не в силах даже произнести простенькое заклинание от похмелья.
Хорошо еще, после этого мне малость полегчало, и заклинание я все же произнес. Потом, для полноты ощущений, окатился ледяной водой (интересно, где здесь водозабор, что получают воду столь замечательного качества) и, как финал, когда вышел, обнаружил на столе графин огуречного рассола. Видно, хозяин заведения, человек в подобных делах опытный, подсуетился — наверняка ему донесли, что щедрый клиент надрался как свинья. Жадно припав к сосуду с живительной влагой, я почувствовал, что жизнь налаживается.
Эллина,
Окончательно примириться с судьбой мне помог плотный завтрак. Хозяин заведения, конечно, смотрел квадратными глазами, с такого похмела не то что есть — шевелиться противопоказано, и железному организму, способному, несмотря ни на что, принимать в себя пищу, можно было только позавидовать. О том, что крутизна желудка прямо пропорциональна моим целительским талантам, ему было, разумеется, невдомек, особенно на фоне резкого исчезновения магических способностей у всех остальных — уж что-что, а эту новость обсуждали все, и она пока еще никому не надоела. Так что я наворачивал яичницу с грибами — только за ушами трещало, вливал в свой страдающий от обезвоживания организм чай с лимоном, и плевать мне было, что это привлекает внимание. Аппетит постояльца может быть поводом для байки, но не для полицейского расследования. Не доросла еще местная полиция до Шерлока Холмса, как, впрочем, и криминальные авторитеты здесь не тянули на профессора Мориарти.
Вернувшись в номер, я плюхнулся на кровать, некоторое время массировал левую руку, которая после ночевки все еще продолжала ныть, а потом, взглянув на часы, приказал Эллине собираться. Надо сказать, никаких попыток оспорить мой приказ она не предприняла, все же субординация — великая вещь. Подождав, когда девушка оденется (пришлось ей ради переодевания отправиться в ванную — проявлять джентльменство и выходить из комнаты я не собирался, было попросту лень), разложил на столе карту. Хорошая такая карта, подробная и, в отличие от той ерунды, которую рисует большинство местных картографов, в масштабе. Карты мне делал один старикан, бывший моряк, штурман, а впоследствии, когда артрит начал мешать ходить в море, владелец книжной лавки. Я как-то удивился качеству его карт, а потом выяснил, что рисует он их сам — в отличие от сухопутных коллег морские картографы, особенно сами имеющие опыт плаваний, отлично понимали важность и масштаба, и точности указанных данных. Именно поэтому, если сухопутчики частенько изображали лишь дороги, населенные пункты и в лучшем случае наиболее заметные ориентиры, то моряки рисовали буквально все. Вот и на этот раз дедок, который теперь заведовал картографической службой моего государства, не подкачал. Мало того что он навел там железный порядок и поставил наконец процесс рисования карт на поток, так еще и карты мои теперь считались лучшими в мире.
А конкретно для меня эту карту он рисовал сам, лично, равно как, впрочем, и все остальные.
— Через три часа мы должны быть вот здесь. — Я ткнул в карту пальцем с коротким, аккуратно подстриженным ногтем.
Эти ногти, кстати, служили для многих дворян, в основном молодых, поводом для насмешек. Правда, за моей спиной и только тогда, когда смеющиеся были уверены, что я не слышу. По мнению этих молокососов, дворянину не пристало так стричь ногти и, кстати, волосы, как это делаю я. У дворянина ногти просто обязаны быть длинными, холеными, дабы показать, что их обладатель может позволить себе всю жизнь ничего не делать. Интересно, как они со своими пятисантиметровыми когтями за меч браться будут? Я про гигиену молчу. Впрочем, пес с ними, те, что поумнее, рано или поздно повзрослеют и обращать внимание на абсурдные загибы моды перестанут, а кому мозгов на это не хватит, пускай хоть загнутся.
— Успеем? — Вопрос был коротким, деловым.
— Разумеется, сюда ехать не больше двух часов. Правда, лошадей придется отпустить, ну да и ладно, не пропадут коняшки. Обязательно найдется какой-нибудь умник, который наложит лапу на бесхозную животину. И не делай круглые глаза, там мы просто сядем на корабль. Изменим средство передвижения — так будет чуть быстрее и намного менее заметно.
Насчет менее заметно я не шутил. Это с моей стороны граница на замке, а мои соседи относятся к безопасности как дурак к поносу. Авось все нормально будет. Ага, а потом от дизентерии помирает… Так что сойдем мы на берег в любом порту, заплатим въездную пошлину — и вперед, о царящих в приморских городах моих соседей порядках мне известно неплохо. Разведка свой хлеб даром не ест.
В принципе так и получилось, во всяком случае, на первом этапе. Маленькая, удобная бухточка, корабль, замерший неподалеку, и шлюпка, подобравшая пассажиров. Я платил золотом, и капитан этого корыта, шхуны с названием «Морской конь», более приличествующим какому-нибудь стремительному пассажирскому судну, не упустил возможности заработать. Правда, задаток я дал небольшой, а то еще решит, морской волк хренов, что можно взять деньги и свалить, а так… Он ведь успел оценить толщину моего кошелька. Правда, глядя на то, как блеснули хитрые маленькие глаза на заросшем чуть ли не до бровей лице, я решил быть настороже — мало ли какая мысль придет в голову старому прохвосту. Паранойя, конечно, однако излишняя доверчивость долгой и счастливой жизни не способствует. Тем более что, судя по разрезу этих самых глаз и вдобавок крупному мясистому носу, в роду у капитана не обошлось без гоблинов. Эти же носороги народ такой, что от них можно ожидать любой подлости. Эллина, кстати, была со мной солидарна, поэтому спали мы с ней в отведенной нам маленькой каюте (полдня девушка потратила на то, чтобы хоть немного отмыть ее от многолетних наслоений грязи) по очереди, магическую сигнализацию на дверь я повесил, да и пищу на предмет отравы или снотворного проверял.
Кстати, Эллина и впрямь оттаивала — все же долго держать язык за зубами смерти подобно для большинства женщин. Мне порой кажется, что им просто надо выговориться, иначе помрут. Вот и эта конкретная особь противоположного со мной пола, хоть и не была излишне болтлива, от скуки разговорилась довольно быстро. В общем, за два дня путешествия я услышал много, в первую очередь, правда, баек из наемничьего фольклора. Полезной информации для меня они практически не несли, но все же слушать достаточно остроумные и интересно рассказанные истории гораздо лучше, чем тупо рассматривать неспешно покачивающийся перед глазами потолок. Хорошо еще, заклинание от морской болезни я тоже знал. А также заклинание от боли в желудке — готовили здесь паршиво.
К утру третьего дня путешествие стало меня откровенно бесить. Все же я привык совсем к другим скоростям, и неспешно раздвигающая невысокую волну шхуна действовала на привыкшую к стремительным действиям натуру раздражающе. Да что уж там… Любой боевой корабль, сошедший с моих верфей, был раза в три быстроходнее этого убожества корабельной архитектуры — не зря же я привозил в этот мир, помимо прочего, чертежи самых лучших чайных клиперов, какие только были когда-либо построены в моем родном мире. Ну и других кораблей, разумеется, тоже, ведь еще где-то за полвека до моего рождения парусные корабли строились серийно и ни в чем не уступали, а во многом и превосходили пароходы. Естественно, эти корабли были совершенны, и в результате, получив чертежи, верфи стали в меру сил и возможностей копировать их. Теперь у меня был лучший в этом мире военный флот, да и торговые корабли тоже были хороши. Утюг же, на котором я плыл сейчас, мог похвастаться разве что запредельным поголовьем крыс, но никак не ходовыми качествами. Вдобавок корабельный маг, обязанностью которого было обеспечить попутный ветер, сейчас находился в расстроенных чувствах по поводу исчезнувшей магии и лечил их с помощью давно известного средства. Когда я видел его в последний раз, от него разило, как из винной бочки, а было это больше суток назад. С того времени маг не показывался, и я подозревал, что он сейчас, мертвецки пьяный, дрыхнет в своей пародии на каюту.
Поднимаясь в то утро на мостик по грязному трапу и гадая, на кой вдруг понадобился капитану, я еще раз подумал о том, что путешествие начинается неудачно. И чепуха это насчет романтики — паруса здешних кораблей красивы лишь издали, да и всякой экзотики вроде летучих рыб не наблюдается. Впрочем, хрен с ними, главное, погода хорошая, а то я не был уверен, что в изрядный шторм наша посудина не развалится на отдельные дощечки.
Капитан был на редкость хмур. Он и раньше-то не выглядел записным весельчаком, но тогда его поведение вписывалось в рамки самого обычного человека. Ну, не всем же быть клоунами… Сейчас же капитан «Морского коня» Иоахим Грогсон был мрачнее грозовой тучи. И на приветствие мое, что характерно, не отреагировал. В ответ же на мой вопрос, что случилось (ответа я, кстати, не ждал — был уверен, что капитан вчера просто выпил лишку), он только ткнул пальцем в сторону кормы:
— Взгляните, сударь. Что вы на это скажете?
А что я мог сказать? Не моряк я, и потому для меня была самая обычная, можно сказать, идиллическая картинка. Море как море, ну, еще парус на горизонте. Так я, с предельной откровенностью, и ответил.
На это капитан только хмыкнул:
— А что вы ответите, если я скажу, что этот, как вы говорите, парус уже четыре часа идет одним с нами курсом и постепенно приближается?
— Может, ему просто в одну с нами сторону.
— Все может быть, — мрачно пробурчал капитан, — только мне это не нравится. Считайте предчувствием, суеверием, чем хотите, но — свербит.