Серпентин ? змеиный камень
Шрифт:
«Будто бы сам в молодости был святым, — подумал про себя Удвиг. — Только что бастардов не наплодил по всему двору, как дед когда-то». Мысли свои принц предусмотрительно придержал при себе.
— …то возможно, очень скоро вникнешь в дела Латгелского княжества, — продолжал рассуждать отец. — Как во внешние, так и во внутренние.
Старик устало откинулся на подушки.
— А девчонку Вардас не трогай, — с придыханием проговорил Крайстут. Сухая старческая рука — которая когда-то держала с легкостью меч и безжалостно драла самого Удвига — тянулась к прикроватный тумбочке за стаканом с водой.
Удвиг
— Ее отец не потерпит того, что его дочь будет шлюхой, пусть и королевской.
От усилия по лицу короля заструился пот.
— Вардас дочку холил и лелеял не для того, чтобы ты ее попользовав, бросил как сучку для других кобелей.
М-да. За ведением постоянной борьбы с эльфийской империей, Крайстуту некогда было образовываться и познавать тонкости литературной речи. Жизнь с солдатами, в полевых условиях сильно урезала запас выражений кунигаса.
— Он её на родину жены то ли за графа, то ли за герцога отдать собирается. Всё же нам нужны связи и с Ивелессом — она лучшая для этого кандидатура.
Конечно лучшая, но не для ивелессца. Решил про себя Удвиг. Что ж пусть себе лелеет его отец мечты о богатстве Дардаса. Он — Удвиг — тоже заставит с собой считаться. Если допустить этого толстосума до власти, то так можно и с трона подвинуться, причём насовсем. Все получат ровно столько, сколько сам Удвиг решит. Что же касается его, то он тоже получит свою награду. В конце концов, следующим королем быть ему.
С этими мыслями Удвиг в сопровождении тени покинул покои отца.
Глава 3
Герда влюбилась. Очень сильно и, видимо, навсегда.
Нет, она и раньше, конечно же, была влюблена в Удвига, но то были детские чувства, которые не шли ни в какое сравнение с той бурей эмоций, которую она испытывала сейчас. Ей хотелось петь, танцевать, слушать трели птиц в саду, журчание воды в пруду, и шелест трав на лугу. Во всём этом Герде слышалась особая музыка. Неповторимая музыка первой любви.
Это так прекрасно, оказывается, любить! Нет, то, что родители очень сильно любили друг друга, она знала с самого детства. Не просто уважали, а именно любили. Их сильные чувства отразились и на детях, в которых они не чаяли души. Безумно любя всех своих детей от самых старших братьев до маленькой Бригги. Но теперь Герда понимала, насколько они были счастливы. И даже немножко завидовала. Девушке тоже хотелось быть такой же счастливой, как мама и папа.
С такими светлыми мыслями Герда прогуливалась в яблоневом саду, который вошел в активную пору своего цветения, одаривая своих гостей бесподобным ароматом. Подул весенний резвый ветерок. Словно мальчишка-озорник, взъерошивший кудри девочек-подружек, так и он поднял вверх лепестки соцветий. Вокруг Герды стало твориться невообразимое чудо — бело-розовый «снегопад» окружил ее со всех сторон. Не заметив, как полностью дала волю теплому внутреннему порыву, Герда стала кружиться в такт танцующим на ветру лепесткам, сливаясь с ними в своем легком, по-девичьи невинном танце.
— Ниель, - обратилась немного удивленная леди Риджите к одной из своих спутниц — худенькой шатенке. — Кто это там, в саду танцует?
По стечению обстоятельств прекрасная Риджите Дардас как раз срезала красные розы из королевского цветника в компании свиты, состоящей из молодых девушек, явившихся ко двору, как и она, на весенние праздники Возрождения. Ее внимание привлекла чья-то фигура, мельтешащая среди яблонь. Деревья находились на таком расстоянии от розовых кустов, что девушка не смогла рассмотреть, кто именно кружится среди цветущих яблонь. А то, что человек кружился, было видно — тонкая фигура мелькала среди стволов в водовороте падающих лепестков. Розовое утреннее платье развевалась под стать цветочным вихрям…
И тут Риджите узнала платье. Как сразу не догадалась то!
— Это Герда Вардас, — подтвердила её догадку запыхавшаяся Ниель, которая в угоду первой красавице двора сбегала до самого яблоневого сада, чтобы рассмотреть танцующую нимфу.
Одна из молоденьких леди, что окружали Риджите, весьма неаристократично хмыкнула.
— Вот уже где совершенно ничтожное существо! — это была Рената Браггитас. — И надо же! Именно с этой никчемной наш молодой принц умудрился вчера провес…
— Что ты говоришь? — ужаснулась младшая сестра Ренаты — такая же рыжеволосая, но не имеющая столь пышных форм — юная Инге.
— Вы это о чём? — осторожно спросила Риджите.
— Да все знают! — снова ядовито заговорила Рената. — Что эта дурочка вчера после турнира отправилась в шатер к Его Высочеству.
Девицы стали перешептываться, кто-то из них захихикал, другие отвели взгляд. Это стало неимоверно раздражать Риджите, она не обратила внимания на то, как зажала в руке шипастый стебель розы.
«Как они посмели? Эти девки… — думала про себя Риджете.
– Они еще подавятся своими смешками! Это пока никто ничего не знает, но договор между отцом и королем подписан. Не за горами свадьба с Удвигом. А о помолвке объявят на сегодняшнем балу!» Самодовольно размышляла про себя будущая жена принца.
— У тебя кровь, Риджите, — девушка опомнилась от своих мыслей и взглянула на платок, который ей протягивала Инге.
— Что? — глупо переспросила Риджите. — Кровь? Откуда?
— Ты укололась о шипы розы, — пояснила младшая леди Браггитас.
Риджите посмотрела на свои руки: правда кровь. Затем пришла боль резкая, острая и отрезвляющая. Коварный зелёный стебель выпал из пальцев.
Инга перевязала покалеченную руку Риджите и тихо сказала:
— Она ведь имеет способности к целительству.
— Кто? — снова не поняла сказанного леди Дардас, слишком велики были ее потрясения на сегодня.
— Герда Вардас, — сказала Инге и странно посмотрела на Риджите. — А Его Высочество был вчера очень ранен на турнире.
— Но я не заметила, что ему было плохо. Он, ведь, довел бой до конца!
И не выбрал ее королевой сердца, отдав венец своей сестре, что просто взбесило обиженную Риджите. Венец по праву принадлежит ей! Пусть о помолвке и не объявляли, но необходимо было сразу показать, кто хозяйка положения. Глядишь, и эти глупышки сегодня не обсуждали бы эту ненормальную из Дома Вардас, а на ее — Риджите, смотрели бы завидуя и трепеща от страха перед ней.