Сервис с летальным исходом
Шрифт:
Как я садилась в красное такси, собрались посмотреть оставшиеся без заработка водители и несколько скучающих на остановке местных жителей. Это было очень элегантно, очень. Сначала таксист подбежал к задней дверце и услужливо распахнул ее, слегка изогнувшись в пояснице. Потом я, повернувшись задом, слегка изогнулась в пояснице и исхитрилась сесть, выставив наружу валенки. Затем, сняв валенки, я затащила в салон сначала босые ноги, следом, соответственно, сами валенки, после чего таксист захлопнул дверцу, разогнулся и быстрой трусцой ринулся на свое место.
Закупорившись в салоне, он первым
— Споем?!
Я откинула голову на спинку сиденья, пошевелила босыми пальцами ног и закрыла глаза. Я умерла, это точно, это не вопрос. И города этого не существует, он придуман только для мертвых. Я попала в тот вариант ада, где собирают безголосых и требуют от них постоянного пения.
— Нет, ты пойми, нам ехать минут сорок, все бомбари любят кассеты ставить, а я люблю спеть с кем-нибудь. Это душевнее получается. Понимаешь? Как не понять!..
— Кле-о-он ты мой опавший!.. — заорал водитель что есть мочи. — Кле-о-он заледене-э-э-элый!
Я расслабилась, и вот уже мы выезжаем из города под душераздирающую (хором) историю замерзшего бедняги:
— Утонул в сугро-о! — о! — бе, отморозив ногу-у-у…
Ехали мы долго. По дороге помянули трех куропатками перебегавших дорогу женщин: “Напилася я пьяной, не дойду я до дома…”, потом: “…и за борт ее бросает в набежавшую волну…”, и уже на проселочной дороге: “я дула на веки, пока не остыли”, с веселеньким припевчиком: “…а у тебя СПИД, и знач мы умрем!”
Сверившись с адресом на конверте, таксист несколько раз останавливался и спрашивал нужную улицу у ребятишек (я тут же шепотом стала напевать — не могу остановиться! — “Холодно малютке во сырой земле…”), у старика с ведром подозрительной жижи (“…что ж ты раньше мне не встретилась, юная, нежная!..”) и у молоденькой девушки на высоченных каблуках, утопающих в грязи и потому завладевших моим вниманием до полного ступора.
Оказывается, эта улица находится в элитном поселке, в который въезд с другой стороны городка.
На новеньком подъездном шоссе наше такси изрядно наследило, а у молодого бравого охранника на въезде в поселок (“…и в забой отправился парень молодой!..” — аминь!) выражение ленивого достоинства на лице сменилось недоуменной брезгливостью (это он разглядел меня через стекло).
Американский вариант добропорядочного поселка. Только вот там не делают такие высокие ограды и такие прочные решетки на окнах. Скунсы, опять же, навряд ли шарят здесь по помойкам (я машинально провела ладонью по голове), и дома все разные, а вот газон перед входом, вероятно, был предусмотрен групповым архитектором-застройщиком. На всех газонах — островки снега с серым налетом теплой смерти: весна идет! (“Журчат ручьи!..” и так далее.)
— Все поешь? Молодец. Было приятно ехать! — таксист протянул конверт, а потом — от души — большую шершавую ладонь. Слегка пожав мои холодные безвольные пальцы, он зацепился глазами за яркие ногти, после чего попытался заглянуть повнимательней мне в лицо. Я только что натянула перед выходом
— А ты откуда столько песен знаешь? — таксист решил шаркнуть ножкой на прощание.
— Было дело, подрабатывала ночным диск-жокеем на радио “Ностальжи”. У меня получается очень томный голос через микрофон. Если постараться, — добавила я.
Попросить его подождать? Или не стоит?.. Ждет ли меня хозяйка чемоданчика в этом странном доме, или здесь живут люди, которые о ней никогда не слышали?..
Таксист очень резво развернулся и удрал.
Ну и ладно, черт с тобой. Какая разница, в конце концов… Если в доме никого не окажется, можно будет дождаться полной темноты и изобразить нападение на охранника у ворот. Надеюсь, он попадет мне в сердце с двух метров из пистолета в кобуре на поясе.
Следователь Поспелов клевал носом на собрании по “упорядочению статистических данных в криминалистике”. Для этого самого упорядочения, как он понял, следовало “применить меры к принудительному обучению оперативного состава основам программирования и правильного пользования компьютерами”, которых в следственном управлении имелось целых два и на которых половина оперативного состава уже вполне сносно играла в игры. Поспелову позвонили, он вышел в коридор и внимательно выслушал сообщение. После чего отправился на поиски оперуполномоченного Пети и, как только обнаружил его в архиве, роющегося в пыльных папках, сразу же сообщил, что он, Поспелов, проиграл пари. Как ему только что доложил оперативник, объект, который он сопровождал, и не подумал садиться в электричку, а, напротив, воспользовавшись деньгами иностранного производства из чемоданчика, нанял такси (номер и маршрут указаны) и отправился по тому самому адресу, который и был указан на конверте из потайного отделения. Таксист в данный момент дает показания.
— Будем брать! — загорелся Петя. — А как она невинно потрогала этот кружок, а? Будто первый раз видела. Нужно брать!
— Кого брать, родимый, кого?! За что? Я послал человека осмотреть дом снаружи, собери пока по проживающим все данные.
— Так ведь собираю второй час! — показал Петя на папки.
— Почему — в архиве? — удивился Поспелов.
— Потому что Сидоркина МЛ. привлекалась лет восемь назад, вот почему! А у нас тут — бардак, ничего не найти!
— А на компьютере пробовал? Говорят, еще год назад весь архив был переведен в компьютер, говорят даже, можно нажать две кнопки, пустить поиск по имени и за десять секунд получить всю имеющуюся информацию. Вот так.
— Кузьма Ильич! — вскочил Петя. — А давайте вы по кнопочкам, а я пока быстренько этот дом обшмонаю, а?
— Слова ты какие странные говоришь, Петя. “Обшмонаю”… У меня есть слабая надежда, что за час я уговорю помощника прокурора дать разрешение на прослушивание, понимаешь? Очень слабая. Потому что этот самый Сидоркин, оказывается, поет тенором, вот неприятность, и хорошо поет! И, как человек вполне известный, может впоследствии причинить нам массу неудобств своим возмущением. А ты — “обшмонаю”!.. Скажи лучше, почему ты ей не поверил?