Серый ангел
Шрифт:
– Сдаётся, с учётом сказанного, как ни подыскивай, а человека авторитетнее вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны не найти. Прежде всего, она – прямая родня его величества. Да и спорить с нею мужчинам неудобно. Опять же женщин у нас в Совете мало, а больше ни к чему. Посему надо их невеликое количество хоть как-то компенсировать. Словом, с какой стороны ни глянь, лучше её императорского величества не сыскать.
Вот же встрял не вовремя, старый чёрт! И что делать? А Герарди, который в качестве товарища председателя вёл Совет, тем временем осведомился, есть ли у кого возражения против Марии Фёдоровны. Все молчали.
Не выдержав, Кирилл Владимирович поднялся со своего места. Для начала рассыпался в цветастых комплиментах, и лишь затем дошёл черёд до малюсенького, как он выразился, «но». Мол, поначалу надо бы ввести её императорское величество в курс дел. А вдобавок неплохо бы выслушать и её саму – какие дела она считает самыми неотложными. Поскольку её видение нынешней общей ситуации в стране, может статься, нуждается в неких поправках.
– Никак вы, Кирилл Владимирович, меня за слепую держите? – раздался в ответ мелодичный голос Марии Фёдоровны. – Слава богу, тринадцать лет своему царственному супругу помогала чем могла, так что с видением у меня всё в порядке. К тому же, коль члены Совета и впрямь за меня проголосуют, выберут они меня всего-навсего председательницей, а не самодержавной государыней. Я к тому, что коль иной раз и промахнусь в чём, найдётся кому поправить. Вон, к примеру, тому же… – губы её презрительно скривились, – светлейшему князю Голицыну-Тобольскому. Уж коль ему и ныне ничто не помешало подать голос против моего принятия в Совет, сдаётся, он и впредь не постесняется встревать супротив меня. Верно, ваша светлость? – с ехидством выделив два последних слова, осведомилась она у Виталия.
– Главное, чтоб человек умный был, – согласился Голицын. – А вам в уме не откажешь, несмотря на… – он замялся.
– На мои преклонные лета, – подсказала Мария Фёдоровна и недобро прищурилась. – Не переживайте, голубчик. Я постараюсь вам доказать, что они отнюдь не стали помехой моему уму. И память моя по-прежнему накрепко держит в голове как друзей, так и… врагов.
И Кирилл Владимирович еле сдержал довольную улыбку. Учитывая возникшие между императрицей и выскочкой напряжённые отношения, Мария Фёдоровна окажется куда лучшим союзником, нежели кто-либо другой. Разумеется, тайным, не ведающим, что творит, но, если разобраться, оно и к лучшему. Так что пусть будет председательницей.
Правда, чуть погодя, уже после голосования, когда приступили к текущим делам, он в этом несколько усомнился. Как ни удивительно, все его предложения в конечном итоге не прошли. И главкома сменить не получилось, чтоб Николая Николаевича под благовидным предлогом с глаз подальше убрать, в армию отправив, и карточки продуктовые для москвичей тоже не отменили. То есть оба раза Мария Федоровна склонилась в пользу предложений Голицына.
– Ежели повар явных огрехов не допускал, негоже его менять, когда пирог в печи дозревает, а то потом, коль невкусным окажется, и спросить не с кого будет – каждый на другого кивать начнёт, – заявила она, заступаясь за Маркова.
И Слащёва отстояла. Дескать, как она понимает, нарекания в отношении Якова Александровича и его подчинённых касаются лишь строевого смотра. Безусловно, сие важно, но в мирное время. И вообще, назначать на столь ответственные посты надлежит исключительно с согласия главкома. Равно, как и снимать с них. Коль кандидатура Слащёва устраивает Сергея Леонидовича, быть посему.
Насчёт продуктовых карточек рассудила, что и впрямь не пришло время для их отмены. Иначе спекулянты мигом начнут скупать дешёвые продукты, после чего снова возникнет их дефицит.
Но под конец заметила Голицыну, чуть кривя губы в ироничной усмешке:
– Как видите, светлейший князь, коль вижу правду на вашей стороне, супротив не становлюсь. Но впредь помните, ежели она с иного боку объявится, не взыщите. Уступать не стану, и пощады от меня ждать не стоит.
И Кирилл Владимирович вновь успокоился. Очевидно, ныне Мария Фёдоровна просто продемонстрировала всем свою объективность. Мудро, ничего не скажешь. Зато, судя по недвусмысленному намёку, появись у нее малейший повод – и месть не замедлит себя ждать.
Его уверенность сошла бы на нет, услышь он диалог меж «выскочкой» и её императорским величеством тем же вечером, состоявшийся в её будуаре.
Глава 4
Тайная союзница
– Знаете, Виталий Михайлович, я, пожалуй, навряд ли согласилась бы и на пост председательский, тем паче на участие в ваших игрищах, кабы не… внук. Мы вроде как все ему добра желаем. Даже великие князья. По крайней мере, на словах. Но вы – именно что на деле.
– Вы про…
– Нет-нет, речь не о его лечении, отнюдь, – отмахнулась она. – Хотя слыхала, каких трудов оно вам стоит. Вы же, по сути, своё здоровье в него переливаете. Но я сейчас о другом. Признаться, я, когда Алёшу ныне в Москве впервые увидела, поначалу и не признала. Был ребёнок ребёнком, мальчишка. Даже шинель солдатская возраста не добавляла. Ныне же совсем иной стал, хотя года не прошло. И взгляд, и походка, но главное – ума и рассудительности так прибавилось, словно он десять лет прожил. А то и двадцать.
– Переживания, – напомнил Голицын. – Плюс ответственность.
– И они сказались, кто спорит. Недаром у него виски побелели. Столько всего на бедного свалилось, не всякий взрослый вынесет. Кстати, не подскажете, откуда у него прозвище такое взялось – Серебряный? Часом, не ваша работа?
– Берите круче. Он его в Оренбурге от простого народа получил. Если не ошибаюсь, в день венчания на царство. А кто именно первым исхитрился такую ассоциацию с его ранней сединой провести – потёмки.
– Жаль. Уж я бы не поскупилась с наградой. Так вот, я про переживания. Сдаётся, помимо них и кое-что ещё свою роль сыграло. Точнее, кое-кто. Воспитатель отменный. Да-с.
– Ну уж, вы меня того, в конфуз вводите, – смущённо ляпнул Голицын, от замешательства на секунду выходя из великосветской роли. Но Мария Фёдоровна не обратила на это внимания, небрежно отмахнувшись.
– В конфуз, когда незаслуженное приписывают, а я всё правильно говорю, – твёрдо сказала она и грустно вздохнула. – Я виновата перед Ники. И вина эта до сих пор терзает мне сердце. Знала, что ему императором быть, а сама ничего не сделала, дабы из него хороший, мудрый государь получился. Всё больше об его телесном здоровье заботилась. Зарядки всякие, обливания водные, к неприхотливости в еде приучала вместе с младшим братцем…