Серый ангел
Шрифт:
– Военную и государственную тайну хранить обязан по долгу службы, – отчеканил Голицын. – Личные же – по долгу чести. Посему со мной вы и впредь можете позволить себе некоторые откровения, – и он, помедлив, решил рискнуть, продолжив: – Тем более, я и сам кое в чём разделяю ваше отношение… к неким из усопших.
– Я рада, что мы с вами и здесь думаем в унисон. – Лицо Марии Фёдоровны просветлело, и Виталий понял, что не прогадал со своей откровенностью. – Отчего же вы доселе со мной скрытничали? Или опасались?
– Не с вами одной, ваше императорское величество. И причина иная. Не забывайте – я всё время рядом с их детьми, а матушка и батюшка для них – самые дорогие в мире. Потому и не позволяю себе ни с кем таких вольностей. De mortuis aut bene, aut nihil [4] .
Императрица удивлённо качнула головой.
– Так вы, князь, ещё и латынью увлекаетесь. Вот уж не подумала бы, – протянула она.
– Какое там, – небрежно отмахнулся Голицын. – У Боткина с десяток фраз позаимствовал – вот и все мои познания. Просто слишком часто о вашем сыне норовят нечто эдакое сказать. Ну и о супруге его тоже. Вот и решил в случае чего древних авторитетов на помощь призвать. А так я особыми познаниями – увы – не обременён.
4
О мёртвых или хорошо, или ничего (лат.).
– Вдобавок вы и кладезь скромности, – покачала головой Мария Фёдоровна. – Не в первый раз подмечаю: лишнего на себя не берёте. А ещё по глазам читать умеете.
– Ничего подобного. Промахнулись вы, ваше императорское величество.
– Ну а как же тогда прознали про мою догадку под самый конец вечера? – напомнила она.
– Тут иное. Вы, обращаясь ко мне, перед словами «светлейший князь» всегда лёгкую паузу делали, в которую иронию вкладывали пополам с насмешкой. А в конце того вечера перестали, – честно сознался Голицын.
– Ишь ты! – хмыкнула императрица и лукаво поинтересовалась: – Да, кстати, разговор мой с внучками и внуком вы тоже заранее срежиссировали?
– Само собой. Уж слишком велики ставки. Я ведь, по сути, все свои карты перед вами открыл. Образно говоря, забрало снял, щит отбросил, меч в землю, латы скинул. А вы в шаге от меня с кинжалом в руке. И если б захотели его в меня воткнуть, на сторону великих князей встав, увернуться нечего и думать.
– Рисковали, стало быть?
– Когда ва-банк идёшь, всегда рискуешь. Зато выигрыш образовался знатный. О такой тайной союзнице остаётся лишь мечтать.
– А Боткин, получается, – ваш второй тайный союзник. Кстати, он же своей кристальной честностью славится. Не поведаете, как вы уговорили его душой покривить и столь демонстративную неприязнь меж вами на Совете разыграть?
Голицын неловко пожал плечами. Действительно, поначалу доктор чуть ли не послал его куда подальше вместе с его предложением занять место в Регентском совете. Мол, у него дела поважнее имеются. К тому же он, не считая медицины, не числит себя достаточно компетентным в прочих вопросах. Следовательно…
Словом, почти дословный повтор его ответа в Верхнеуральске. Но тогда Голицыну было всё равно, предлагал больше из приличия и даже порадовался его отказу – ничто не помешает Евгению Сергеевичу руководить всей медслужбой императорской армии.
Ныне иное. Разумеется, со временем найдётся и другой кандидат, но заседание завтра, и неизвестно, как оно обернётся. А вдруг срочно понадобится лишний голос «за»?
Спасла идея, вовремя пришедшая ему на ум. Дескать, голос Боткина может решить весьма важный вопрос: быть продолжению войны с Германией или нет. И какой именно войны – столь же бестолковой и кровавой или разумно осторожной, при минимуме жертв с русской стороны. Ну-у, скажем, в пределах нескольких сотен человек. Причём в это число войдут не только убитые, но и раненые. А может, и того меньше, несколькими десятками обойдётся.
Тот опешил и поначалу настороженно осведомился, всерьёз ли говорит Виталий. Пришлось в свою очередь спросить, когда его обещания не сбывались. Хоть раз. Доктор призадумался и неуверенно протянул, что ради такого резкого сокращения числа жертв он готов войти куда угодно, в том числе и в Совет.
Но при вхождении требовалось непременно продемонстрировать их якобы неприязненные отношения. И вновь понеслись уговоры. Наконец Евгений Сергеевич сдался.
– Я бы, пожалуй, ещё подумал, соглашаться на сие лицемерие, но вы, милостивый государь, порядочный человек. И… бескорыстный. Или вы, когда полторы недели назад латали мои почки, уже думали о том, чтобы э-э…
– Использовать вас в своей игре, – подсказал Голицын. Боткин кивнул, подтверждая. – И в мыслях не имел. Да и самой игры не было. Просто вы – хороший человек и мне было неприятно смотреть, на ваши мучения. Потому и помог, пусть и не полностью, не до конца. Однако просить что-либо взамен не собирался. Более того, как бы ни завершился наш с вами нынешний разговор, обещаю и впредь по мере сил латать ваше здоровье.
– Ах вы, коварный! – вздохнул лейб-медик и развел руками. – Что ж, радуйтесь, обезоружили, связали. Посему…
В подробности Виталий посвящать Марию Фёдоровну не стал, лишнее. Вместо того отделался коротким пояснением. Дескать, удалось втолковать, насколько оно важно.
– А Шавельский? Он тоже ваш человек?
– Тут иное. Правильнее сказать, он не за князей и не за меня – за Россию. Великую, единую и… счастливую. Да еще за… обновление церкви, коей реформы ох как нужны. Причём основательные. Я же его всемерно в том поддерживаю. Словом, он скорее союзник, потому что интересы у нас общие.
Мария Федоровна помолчала и неожиданно произнесла, пытливо глядя на Виталия:
– Смотрю я на вас и отчего-то невольная мысль в голову приходит. А может моя внучка права и вы на самом деле ангел. Пускай и Серый.
– Господь с вами, ваше императорское величество! Что дозволено по младости лет Татьяне Николаевне, вам не к лицу, – улыбнулся Голицын. – Напрасно вы усомнились. Человек я, обыкновенный человек.
– Обыкновенный ли? Я ведь на днях слыхала от архиепископа Анастасия кое-какие подробности о неком видении. Допускаю, что оное сходство и впрямь совпадение, или показалось таковым крестьянке, а там как знать, как знать…