Серый ангел
Шрифт:
– Ну уж это вы прекращайте! – перепугался Голицын. – Куда вам о том думать! Рано слишком.
– Пытаетесь таким образом своё безобразное поведение на Совете искупить? – лукаво улыбнулась императрица. – И сколь же мне лет, по вашему мнению, ежели рано?
– Ваше императорское величество, – проникновенно прижал Виталий руки к сердцу. – Увы мне! Я старый солдат и не знаю слов любви! А потому прошу заранее простить меня за искренность, ибо я всегда говорю грубую правду. Особенно женщинам, кои всегда тонко чувствуют фальшь, посему и лгать им…
Пока говорил, лихорадочно прикидывал, выбрав за точку отсчёта возраст её Ники. Кажется, ему должен был стукнуть полтинник, сам говорил. Тогда можно смело накидывать червонец. Понятно, что она его родила не в десять лет, но напуск следует сделать увесистый. Можно даже ещё чуть убавить.
– …следовательно, перед ними и вовсе правду и одну только правду, – закончил он, придя к окончательному решению. – А потому как ваш верноподданный коленопреклоненно прошу заранее простить меня за прямоту.
– Так сколько? – поторопила она. – Ну же! Смелее!
– Увы, но на мой взгляд вам осталось всего три-четыре года, и вы… – Виталий смущённо потупился пробормотал: – разменяете шестой десяток на седьмой [5] . Уж простите за прямоту.
Некоторое время Мария Фёдоровна пристально вглядывалась в его лицо. Наконец удовлетворённо кивнула.
– Вроде и впрямь не солгали, – она хмыкнула и, покачав головой, заметила: – Ладно, довольно комплиментов, пускай и искренних. Не до них ныне, да и время позднее. Почивать пора, – тем самым давая понять, что рандеву окончено.
5
На самом деле Мария Фёдоровна родилась в ноябре 1847 года, так что ей шёл восьмой десяток.
Голицын послушно кивнул и, пожелав спокойной ночи, встал. Но сделав пару шагов, остановился и решил «доиграть» до конца, обратившись к ней:
– Простите, ваше императорское величество, но вы сказали про комплимент. Смею ли я надеяться, будто моя ошибка с возрастом оказалась не в плюс, а в минус?
– В минус, голубчик, в минус, – довольно улыбнулась Мария Фёдоровна и, упреждая новый возможный вопрос, с лукавой интонацией в голосе продолжила: – А вот насколько серьёзно промахнулись, я вам не скажу, не надейтесь, – и она, эдак хитро подмигнув, неожиданно… показала Виталию язык.
– Господи, совсем девчонка, – вырвалось у него. Правда, вполголоса, но императрица услышала.
Впрочем, она не обиделась. Скорее наоборот – совершенно по-детски хихикнув, удалилась к себе, продолжая улыбаться.
«Ну как же мало надо человеку для мимолётного счастья, – подумал он, провожая её взглядом. – Особенно если этот человек – женщина».
Глава 5
Почти победа
Конспиратор из Марии Фёдоровны оказался аховый. Понятно, возраст. Срубленные Голицыным на словах полтора десятка лет на деле никуда не исчезли, вот и забывалась частенько. То взглядом Виталия одарит благосклонным, то улыбкой ласковой, а то и словом тёплым.
Пришлось даже систему предупреждений с нею разработать, как в своё время с Алексеем. Провёл по усам пальцем – напоминание: забылись вы опять, ваше императорское величество. Ну а если огладит усы двумя пальцами, значит, надо не просто вспомнить вражду, но и проявить её.
Некоторое время действовало, причём исправлялась Мария Федоровна виртуозно и почти мгновенно, комар носа не подточит. Но проходило время, и всё начиналось вновь.
Да и без этого великие князья начали кое-что подозревать. А как иначе, если на заседаниях Регентского совета их предложения никогда не проходили, зато противоположные – постоянно. И проку с того, что зачастую выдвигал их не Голицын, а люди, вроде бы неприязненно относящиеся к нему.
Опять-таки и со своими сторонниками у них то и дело неясности возникали. Тот же Константин Константинович при голосовании либо воздерживался, либо вовсе противоположной стороне предпочтение отдавал. Аналогично и Долгорукий с Татищевым. О прочих членах Совета из числа новых, принятых вместе с Марией Фёдоровной, и говорить не приходилось.
И получалось: возврат дворцов – мимо. «А раненых, кои в них ныне находятся, на улицу?! Умно придумано, ничего не скажешь!» – вмиг последовал суровый глас Боткина.
С возобновлением выплат Романовым положенных денег из казны – тоже отвратительно. Нет, с одной стороны, вроде бы возобновилось всё по старому и суммы не уменьшились. Однако это цифры не поменялись, а покупательная способность – разительно, ибо довоенный рубль и нынешний – большущая разница. Когда же Николай Николаевич потребовал учесть инфляцию, то немедленно наткнулся на гневную отповедь.
– Стыдитесь, князь! – гневно заявила Ольга. – Инфляция не вас одного затронула – всю страну. Потому ныне и впредь следует поступать по высшей справедливости. А она гласит: будем как все!
– Пусть лучше ваша черногорочка поумерит свои аппетиты! – с ехидцей добавила Татьяна. – И сестрице своей заодно о том подскажет [6] . Уж коли нам хватает, даже остаётся немало, то ей тем паче должно.
Великая княжна не солгала, не покривила душой. И впрямь хватало, да ещё и оставалось. Хотя и не потому, что много получали. Тут иное. От матушки по наследству прижимистость перешла. Причём не к одним старшеньким, сынишке тоже немалый шмат достался. Виталий о том давно догадывался, а окончательно убедился, заглянув в его заветную шкатулку. Не собирался, случайно вышло. Заглянул как-то к Алексею, а его не оказалось на месте, выбежал куда-то. Причём так торопился, что оставил её лежать открытую и на самом виду. Вот Голицын и не удержался, бросил мимолётный взгляд на содержимое.
6
Имеются в виду жёны Николая Николаевича и Петра Николаевича Стана и Милица. Обе они, являясь родными сёстрами, в девичестве были черногорскими принцессами.
Фантик от шоколадки, причём не один – куда ни шло. Помятый наперстник для шитья – ладно, может сгодиться. Сойдёт и порыжевшая от долгого лежания подковка – на счастье подобрал. Но вот аккуратно смотанная в рулончик бечёвка – перехлёст. А три гвоздика разных размеров – вовсе ни в какие ворота. Да и прочее в том же духе.
Немало сказали ему и лежащие в шкатулке деньги. Их, по настоянию Виталия, ещё в Оренбурге постановили выплачивать всем пятерым. Поначалу господа регенты побухтели – мол, к чему, еда бесплатная, одёжу, если надо пошить, оплатят из казны, а драгоценности – не до них нынче.