Сэсэг
Шрифт:
– Ты что, Сэсэг, сейчас никто у родителей разрешения не спрашивает.
– У нас спрашивают, у нас обычаи нарушать нельзя.
– Ты фотокарточку его возьми, родителям показать. Увидят, что парень симпатичный, а тут еще ты его расхвалишь, так и разрешат, никуда не денутся, - посоветовала Света и повернулась лицом к стене.
– Спокойной ночи всем.
– Спокойной ночи, - отозвались Сэсэг и Таня.
Сэсэг лежала и все представляла, как они поженятся с Сережей и какой у них родится ребенок. На кого он будет похож, ведь они такие разные с ним. Если родится сын, то он будет умным и красивым, а если девочка, то красивая и умная. Ведь все метисы красивые и умные. У них в классе училась девочка, у которой папа был русский, а мама бурятка. Она была очень красивой, все мальчики были влюблены в нее, а девочки ей страшно завидовали. И Сэсэг завидовала. Она лежала и мечтала, что их с Сережей дети будут самыми красивыми и умными, как ее красавица-одноклассница. Затем она
– Вот я счастливая?
– задала себе вопрос Сэсэг, подумала и утвердительно ответила. Она почувствовала себя совершенно счастливой, потому что у нее есть замечательный, самый лучший ее Сережа, и у них будут самые замечательные детки. С этими мыслями она уснула.
VI
Дома ее ждал категорический отказ в благословении на брак с Сережей. Родители вообще ничего не хотели слышать о ее замужестве с кем-либо, кроме своего местного парня.
– Мы маленький народ, нас осталось мало, поэтому надо сохранять кровь и жить там, где родился.
– Отец, мать и Сэсэг сидели в юрте на летнем пастбище.
– Дочка, не надо забивать себе голову любовью, это все пройдет, - мать гладила ее по склоненной голове, - посмотри, сколько хорошо парней у нас в поселке. Нас с отцом сосватали, мы даже не видели друг друга и ничего, живем, четырех детей родили. Есть же у нас здоровые, работящие, не пьющие женихи. Ты такая красивая у нас, такая умная, тебя любой парень с радостью замуж возьмет. Через год вернешься домой, пойдешь работать в лесхоз, будешь большим уважаемым человеком. Свою академию закончишь, такая невеста будешь, - мать поцокала языком и покачала головой для убедительности.
– Она старая совсем, кто ее замуж возьмет?
– сказал отец сквозь дым тонкой глиняной трубки, которую он задумчиво курил, полулежа на нескольких цветных подушках. Женщины сидели на ковре возле него. Больше в юрте никого не было, двоих младших сыновей мать выгнала на улицу, приказав съездить на дальнее пастбище и проверить отару овец, которую пас старший сын Жаргал. Ему уже шел шестнадцатый год, и через два года он должен был закончить десятый класс. Жаргал очень гордился своей старшей сестрой, которая не побоялась и уехала учиться в далекий и загадочный Ленинград. Он хотел стать военным летчиком и для этого решил после окончания школы поступать в Иркутское высшее летное военное училище. Пример Сэсэг, старшей сестры, заражал старшего из братьев духом авантюризма, заставляя мечтать о другой судьбе, отличной от судьбы простого колхозника в родном Усть-ордынском или любой другой соседней деревни. Все эти мечты здорово пугали отца и мать, которые уже много раз пожалели, что дали Сэсэг разрешение уехать учиться и взяли направление из лесхоза, без которого она не смогла бы поступить в академию. Разница в уровне образования между городской и деревенской школой существовала серьезная, несмотря на единую учебную программу на всей территории Советского Союза. Мать боялась, что они с отцом останутся одни на старости лет, поэтому сейчас всеми силами пыталась исправить свою ошибку. Отец с матерью были совсем еще не старые, но время проходит быстро, как чистый байкальский песок сквозь пальцы. Дочери выходят замуж и уезжают из родительского дома, пусть недалеко, но они уходят в другую семью, такой раньше был закон, а ответственность за стариков вместе с их имуществом переходила на младшего сына, но теперь все изменилось, единственный человек, который будет о них заботиться - это их дочь, и ее долг - вернуться и ухаживать за родителями. Поэтому, отпустив Жаргала учиться, родители во чтобы то ни стало должны оставить Сэсэг здесь, в Усть-Ордынском. Они уже присмотрели ей жениха из хорошей зажиточной семьи. По их задумке Сэсэг, выйдя замуж и устроившись в лесхозе, начнет им помогать.
– Ерунду не говори отец, сейчас в городе рано не женятся, так что в самый раз будет после академии. Посмотри, какая она красавица стала в Ленинграде, такая совсем не засидится в девках, тут же возьмут, - и мать с нежностью посмотрела на Сэсэг и опять погладила ее по голове.
– Она у нас не неблагодарная какая-нибудь шалава подзаборная, она нас не бросит ради чужого человека. Совсем чужого человека. Правда, доченька?
Сэсэг сидела и тихо плакала, покорная судьбе. Сережи рядом нет и некому ей помочь. Она поняла, что никто ей не разрешит выйти замуж за него и уехать навсегда из родных краев. Против воли родителей она не пойдет. Она должна быть им благодарна, они родили, вырастили, вывели ее в люди, дав образование. Естественно, все эти разговоры про маленький народ и прочее, ничего не значили для нее, главным было то, что она должна быть благодарна. Долг и любовь боролись в ней, но долг, только что упавший ей на плечи железобетонной плитой, навязанный пусть родительской, но, тем не менее, чужой волей, придавил любовь, и все это время порхающая от счастья Сэсэг, вдруг изменилась, посерев и осунувшись. Блеск ушел из ее глаз. Слезы, боль потери и крушение всех надежд на будущее, это все, что составляло сейчас ее мир. Страшно, когда мечта вот так безапелляционно в один момент рубится на корню, когда не оставляют права выбора, возможности самостоятельно решать свою судьбу, может быть неправильно и глупо, но свою же, не чью-нибудь чужую. Как это несправедливо! А потом, кто сказал, что неправильно и глупо? Кто сказал!? Но сделать по-своему она все равно не сможет. Отчаяние душило ее, и слезы по щекам побежали сильнее.
У Сережи разговор прошел немного по-другому. Ему родители не запрещали жениться на Сэсэг. Любовь сына, его выбор, ими не оспаривались, но они считали, что вообще разговоры о женитьбе пока преждевременны. Это была та версия, которую они озвучили сыну. Конечно, они были сильно разочарованы его выбором. Их убежденность в том, что Сережа найдет себе ленинградку, была настолько велика, что когда он показал фотокарточку Сэсэг, на несколько минут повисло красноречивое молчание. Родители, прежде всего, поинтересовались, откуда родом его девушка. Услышав ответ, мать сказала, что не стоило ехать за десять тысяч километров, чтобы найти себе якутку, которых здесь по рублю килограмм, и никто не берет.
– Она бурятка, а не якутка, - поправил Сережа.
– За это мы ее должны на руках носить, или она от этого становится более ценной?
– мама смотрела на него вопросительно.
– Сынок, мы хотим только добра для тебя. Вот зачем тебе сейчас жениться? Тебе надо, прежде всего, встать на ноги, определиться с работой, с жильем, а только потом думать о женитьбе. Семья - это ответственность, жена, дети. Это все не просто так, сынок. Тебе никто не предлагает брак по расчету. Хорошо, женись по любви - это нормально, мы тоже с отцом по любви женились, но для своей семьи надо быть готовым. А ты еще не готов.
– Слушайте, вы разговариваете со мной, как с маленьким, а мне, между прочим, уже двадцать лет, и я сам хочу решать, жениться мне или нет.
– Прекрасно, - сказал отец, который до сих пор молча наблюдал за спором жены и сына.
– Решай сам, но только знай, что за свои опрометчивые поступки ты будешь платить тоже сам, мы с матерью тебе помогать не будем. У нас есть еще твоя младшая сестра, которую мы должны выучить и поставить на ноги.
– Ради бога, не помогайте, мы сами с Сэсэг все решим. Куда меня распределят после пятого курса, туда мы и поедем. Вы тоже начинали с нуля, и у вас с матерью ничего не было.
– Тогда ни у кого ничего не было, только пятнадцать лет после войны прошло. Твой отец гол, как сокол, и у меня из приданного только павловский платок матери, да два медных обручальных колечка от бабушки с дедушкой остались. Что ты говоришь, Сереженька, сыночек. Когда ты у нас родился, у нас хоть что-то свое появилось. Отцу на работе комнату в малосемейке дали, вот мы и решились на первого ребенка.
– Тем более, - оживился Серёжа, - теперь-то нам легче будет. Ребята говорят, если в хороший лесхоз распределят, сразу служебную квартиру или даже дом дадут. А остальное и нажить недолго.
– И что, там так жить и будете?
– мать взяла пузырек с валерианкой и начала капать в кружку, отсчитывая вслух. Накапав нужное количество, она пододвинула кружку отцу, который сидел возле окна.
– Налей воды полкружечки, отец.
– Взяв с подоконника трехлитровую банку с холодной кипяченой водой, он аккуратно налил в кружку наполовину.
– Да, а что?
– Сережа следил, как мать мелкими глотками пьет успокаивающее.
– Ты о детях будущих подумал? Какое образование они получат, какая может быть школа в лесхозе, в какой институт после ее окончания дети твои поступить смогут, подумал?
– А что? Вон, Сэсэг поступила же в академию, после окончания школы в своем Усть-Ордынском? Поступила.
– Она, во-первых, по направлению шла, как ты сам сказал, что значит с ее серебряной медалью, пусть даже усть-ордынской школы, и при вашем конкурсе один человек на место - это верное поступление. А, во-вторых, ей после окончания отработать еще минимум три года надо будет в лесхозе, который ей направление сделал. Вы об этом подумали? Вы вообще, кроме своей любви о чем-нибудь думали?
– Несмотря на выпитую валерианку, мать все-таки начинала заводиться. Сережа знал, чем это чревато. Дальше будут слезы, истерика, хватание за сердце, корвалол вместо валерианки, сердитый отец.
– Сынок, зачем тебе сейчас жениться, жизнь портить? Отец тебе вызов от лесхоза нашего ближайшего сделает, у него там директор знакомый. Приедешь по распределению сюда. Здесь начнешь работать, осмотришься, через три года вызовешь свою Сэсэг к себе, и поженитесь, если к тому времени не передумаете. Ладно?
– И мать, не дожидаясь ответа, встала и пошла в зал.