Сесилия Агнес – странная история
Шрифт:
– Не понимаю я вас, бабушка.
– Что? – Бабушка робко взглянула на нее. – О чем ты?
И тут Нору прорвало, слова так и хлынули, она не могла их остановить. Бабушка знать не знает, что такое быть одинокой, покинутой, у бабушки-то были и папа, и мама, она росла в семье, любимый, избалованный ребенок.
– Ничего вы, бабушка, не понимаете! И больше я здесь не останусь!
Слезы градом катились у Норы по щекам. Она выскочила в коридор, схватила пальто и выбежала за дверь.
ГЛАВА
Нора села на метро и поехала прямо на Центральный вокзал. Домой, скорее домой! Первым попавшимся поездом.
На вокзале кишмя кишел народ. В два счета затеряешься. Все еще глотая слезы, Нора остановилась перед расписанием поездов на стене. Пришлось несколько раз утереть глаза и усилием воли сосредоточиться на строчках цифр. Часы прибытия и отправления сливались в бестолковую мешанину, которая бурлила в голове. Никогда они не напишут так, чтобы все было понятно!
Напрасно она вообще сюда приехала. Могла бы догадаться, как все будет. Чего она, собственно, ожидала? Знала ведь свою бабушку!
Ну и что из того, что она приперла бабушку к стенке? Вышло все очень жестоко. Почему она не оставила бабушку в покое, с этими ее глянцевыми поверхностями, и гладкими скатертями, и лучистым взглядом?
Н-да, чего она добилась-то?
Только осталась без бабушки, вот и весь результат.
Что же с ней такое, почему она вечно доводит все до крайности?! Проку-то от этого чуть. Лучше никому не становится.
Да, никому. Совершенно никому. И меньше всего ей самой.
Слезы катились градом. И расписание по-прежнему китайская грамота. Вдобавок она мешала другим пассажирам, спешившим, но тем не менее без труда разбиравшим, что написано в расписании. Все тут умней ее. Мигом находят в таблице свой поезд и решительно направляются к нужной платформе. А она так и стоит, тупо глядя на расписание. Надо бы кого-нибудь спросить. Но сперва необходимо успокоиться.
Как вдруг чья-то рука тронула ее за плечо. Она вздрогнула и обернулась.
Дедушка.
Он тяжело дышал и выглядел слегка растерянно.
– Ох, дедушка, что же я натворила!
Нора уткнулась ему в плечо и расплакалась. Горько, навзрыд. Дедушка обнял ее и тихонько повел в кафетерий. Усадил на свободный стул, подвинул себе другой.
– Пойду принесу кофейку, – сказал он и вскоре вернулся с двумя чашками крепкого кофе. – На, выпей-ка. – Дедушка сел рядом.
Нора всхлипнула, отпила глоток и резко поставила чашку на блюдце.
– Ужасно горячий.
– Подождем, пусть поостынет.
– Нет, не стоит, я же на поезд опоздаю.
– Я прослежу, чтобы этого не случилось. Дедушка невозмутимо сообщил, что по радио только что объявили: ее поезд опаздывает как минимум на полчаса. Спешить некуда.
Нора подула на кофе. Дедушка поднял свою чашку и сделал то же самое. Оба сидели и дули, глядя куда-то вдаль. Неожиданно их взгляды встретились. Дедушка робко улыбнулся. Нора ответила на улыбку. А секунду спустя оба рассмеялись, как бы через силу, не очень уверенно. Поставили чашки на стол.
– Как ты меня нашел?
Нора сообразила, что обратилась к дедушке на «ты» и что он даже бровью не повел. Замечательно. Кажется, дедушка воспринял это как должное.
Домой он вернулся сразу после того, как Нора убежала, и нашел бабушку в абсолютно растрепанных чувствах. Немного погодя, более-менее выяснив, что произошло, он вызвал по телефону такси. Понятно ведь, Нора поспешила прямиком на вокзал. Куда еще-то, по логике вещей? К счастью, он успел вовремя.
– Почему ты поехал за мной?
– Понял, что ты ужасно расстроена.
Нора удивилась. Дедушка приехал из-за нее, из-за того, что она расстроена. А не из-за бабушки.
– А как же бабушка?
– Ничего, на сей раз без меня обойдется.
Но разве не жалко оставлять ее одну? Она ведь тоже очень расстроена.
Да, верно. У нее разболелась голова, поэтому она легла на кровать и наверняка чувствует себя скверно.
– Она знает, что ты поехал сюда?
– Конечно. Сказала, я правильно делаю. Ей не по душе, что вы так расстались. Она хочет, чтобы я привез тебя обратно.
Нора смотрела в чашку.
– По-твоему, мне надо вернуться к вам? Однако дедушка невозмутимо покачал головой.
– Нет, думаю, не стоит.
– Но она ведь этого хочет? Дедушка легонько усмехнулся.
– Не все и не всегда должно быть по ее! Мне кажется, ей не мешает разок поразмыслить в одиночестве. Если ты сразу вернешься, она начнет жалеть себя и решит, что во всем права.
– Значит, ты не на ее стороне?
Дедушка не ответил. Помолчал минуту-другую, потом сказал, что вообще-то бабушка человек не злой. Просто «благоприличия», как она их называет, сковывают ее по рукам и ногам. Очень она боится, что ее сочтут недостаточно благовоспитанной. И всю жизнь от этого страдает, постоянно доказывая себе и другим, что принадлежит к «приличному обществу» и знает, как надо поступать.
– Все это наверняка коренится далеко в прошлом, – грустно сказал дедушка. – Ее мать была такая же.
Видимо, Агнес постоянно внушала Вере, то бишь бабушке, какие они благоприличные и что об этом надо всегда помнить. Она расспрашивала Веру о ее знакомых и о знакомых этих знакомых, а после сравнивала и неизменно приходила к отрадному для себя выводу: что ни говори, другие им в подметки не годятся. Хотя в глубине души ее всегда терзали сомнения.
– И с твоей бабушкой обстоит точно так же. – Дедушка вздохнул. – Иной раз прямо страшно становится. Ну зачем она все время из кожи вон лезет, зачем выдрючивается?! Ничего хорошего тут нет. В первую очередь для нее самой.