Сесквоч
Шрифт:
Интересно, откуда существо набралось этого?
Весь день существо вело себя так, будто они переезжают на новую квартиру. Оно таскалось туда-сюда с ящиками и холодильными сумками. Среди прочего хлама был бластер без батареек. Складное кресло, в котором загорают около бассейна, детская кровать, надувной матрас, кресло- качалка и множество холодильных ящиков. Все бело-зеленые, от Колемана, и все заполнены снегом и скоропортящимися продуктами.
Митикицкая, конечно, не могла знать, что это был зимний дом Туберского. Она ни за что не поверила бы, если бы узнала, что Туберский проводил все свободное время, подготавливая зверя к роли подлакированной легенды, последней по счету в Америке, и учил его таким необходимым и полезным вещам, как правильно размахиваться при игре в гольф, как правильно ставить подножку в боксе, как бороться по правилам, как играть на животе соло для барабана из хита «Смой». Он не смог научить зверя произносить слова, если не считать ублюдочной версии своего имени, которая была больше похожа на Дон, а не Джон.
Митикицкая не имела представления, что Туберский испробовал на существе свою запатентованную модель теста на интеллигентность для собак, и оно набрало максимальное количество очков. Что он полтора месяца выдумывал примитивную систему общения знаками, основы которой он позаимствовал из книги об общении приматов. Она не знала, что Туберский учил существо готовить, открывать банки и давал трудные уроки, объясняя почему в холодильные ящики надо класть снег, чтобы напитки были холодными, а еда свежей. Однажды Туберскому даже удалось уговорить существо принять ванну, и оно позволило Джону соорудить ему с помощью геля прическу под Элвиса пятидесятых. Правда, оно тут же все испортило, вывалявшись в грязи. Элен не подозревала, что теперь оно могло ловить рыбу на мух или сделать из пучка веток веник и подмести пещеру.
Огромная рука слегка прикоснулась к плечу Элен, и она вздрогнула. Элен отпрянула от протянутой руки и почувствовала, что ее реакция обеспокоила монстра.
Элен прислонилась спиной к теплой стене пещеры. Огромная лапа снова потянулась к ее лицу. Зверь нежно ворчал.
— Мне бы хотелось, чтобы ты не протягивал ко мне свои лапы, сосед, — сказала Элен, отодвигаясь от него по стене.
Он последовал за ней и слегка потянул за куртку. Сигнал. Митикицкая все еще до смерти боялась его. Он снова потянул ее за куртку. Она заставила себя встать и пойти за ним. Элен знала, что если не сделает этого, он возьмет ее на руки и отнесет, куда хочет.
Было время ужина.
Пламя костра отбрасывало до странного мирные, кружащиеся, как дервиши, пятна света и тени на стены пещеры. Они были оранжевые, красные и желтые. Зверь в их свете казался еще больше. И был оранжевым. Элен видела в его светящихся глазах отражение костра, свое собственное и всей пещеры, хотя он на самом деле не смотрел на нее. Он был занят тем, что снимал с веточки сосиску и засовывал ее в булочку.
Вот так.
Кожистая рука размером с бейсбольную перчатку протянула ей булочку с коротким "уф".
Они уже дискутировали по этому поводу. Митикицкая не смогла убедить зверя стать вегетарианцем. Нет уж, спасибо. Она взяла еду и с удивлением почувствовала, что у нее текут слюни.
Фенберг, сообразила она.
Его гены были в ней и заставляли ее ребенка вести себя не по-вегетариански и отказываться от здоровой пищи.
Хотдог был неплохой. Существо одобрительно смотрело, как Элен жевала. Оно даже вытянуло голову, будто желая убедиться, что она глотает еду. Ну да. И даже более того. Она съела все. Он еще посмотрел на нее и по притворной, как в коммерческой телевизионной рекламе, улыбке Элен и ее блестящим глазам понял, что обед ей нравится. Тогда он сосредоточенно наколол прутиком еще одну сосиску и сунул ее в огонь. Вскоре он был полностью поглощен, наблюдая за капающим в огонь жиром.
Они ели молча. Элен боялась открыто смотреть на зверя. Существо теперь боялось смотреть на Элен. Он поглядывал на нее в течение дня и был совершенно очарован длинными черными волосами, волнами ниспадающими на плечи, ее мягкой кожей и нежными розовыми губами. Как будто наблюдаешь за картинками на экране, только она была здесь, рядом. Туберский многое рассказывал зверю, но он почти все забыл и среди прочего слова Туберского, что самое страшное зло, которое можно причинить человеку, — это дать ему в руки его самую заветную мечту.
— Знаешь, я заметила в своей жизни определенное правило, — сказала Митикицкая, глядя в огонь. Буря на время утихла. — Я заметила, что я всегда попадаю в компанию не тех ребят. Это и тебя касается.
Существо прекратило есть, потом засунуло в рот целую сосиску с булочкой.
— У меня всегда были самые хорошие намерения. Может, я виновата в том, что пыталась создать себе товарища. Может, я выбираю парней, которых могу исправить или которыми могу руководить. Жаль, что так получалось. Мне жаль и их, и себя. Но знаешь, на самом деле мне всегда хотелось, чтобы кто-нибудь страшно любил меня, заставлял меня смеяться и был бы моим другом. Я нашла такого, и снова что-то не так. Всегда что-то да не так.
Существо жевало и размышляло над тем, что только что сказала Митикицкая, не вдаваясь в тонкости. Туберский тоже говорил с ним на эту тему. Туберский был убежден, что в жизни было что-то фундаментально неправильное, это по-разному отражалось на каждом отдельном человеке и приносило несчастье. Этому нельзя дать точное определение, и если это когда- нибудь будет открыто…
— Не думаю, что я вообще такая уж плохая. Может быть, я иногда слишком быстро принимаю решения, но в душе я романтик, — объясняла она существу. — Мне нравится посылать и получать открытки. Я люблю покупать подарки, и обедать при свечах, и поговорить хоть несколько минут по телефону с тем, кого люблю. Когда я училась во втором классе, я поймала мальчишку, который мне нравился. У меня тогда не было ни одного переднего зуба. Я повалила его и поцеловала, а потом вскочила ему на грудь и закричала победным криком Тарзана. Я была девчонкой-сорванцом.
Существо жевало и смотрело, как шевелятся губы Митикицкой. Уши его шевелились, ловя звуки ее голоса.
— Всю жизнь я подражала мужчинам, с которыми была вместе. Ты знаешь, что я была замужем три раза?
Существо недоуменно посмотрело на нее.
— Мой первый муж играл в кегли. Я научилась играть в кегли, хотя ненавидела кегельбан. Я ненавидела его четыре раза в неделю. Некоторое время я увлекалась ездой на мотоцикле, что огорчало моих родителей и смущало меня. А еще я была какое-то время мормонкой. Я всегда считала, что если буду угождать парню, то понравлюсь ему. Но это никогда не срабатывало. Потом мне встретился этот проклятый Фенберг и… господи, как я люблю его! Он танцевал всего два раза в жизни и добровольно стал брать уроки танцев за шестьдесят миль отсюда, только чтобы доставить мне удовольствие. Он обнимает меня, веселит и слушает, и он так сильно любит свою жену.
Существо опустило брови и попыталось посмотреть на свою нижнюю губу. Что он мог сказать? Сам он был отщепенцем. Его не принимали ни свои, ни люди. Только Туберский любил его.
— Есть что-то неправильное во всем этом.
Сестра Митикицкой, Камали Молли, и Туберский придерживались одинаковых взглядов на природу противоположного пола.
ТОЧКА ЗРЕНИЯ: Туберский полагал, что любые взаимоотношения, особенно брак, были подобны войне в Азии.
— Айк был прав, — говорил Туберский. — Войну в Азии выиграть нельзя. Вам никогда не понять противника, да вы и не захотите его понимать. И после того, как отгремит последний выстрел, вы еще долго будете возмещать убытки. Все равно что возиться с женщиной.