Сессия в условиях Талига
Шрифт:
В кабинете восседал за столом тот самый Лаптон, толстый и довольный, а в дальнем кресле робко замерла Мэллит. Что-то тут нечисто. Едва я прошел, два гимнета в синем загородили собой дверь. Страсти-то какие, хоспидя…
– Здравствуйте, – кивнул я коротко. – Что вам угодно? Вино сейчас подадут.
– Сожалею, но вынужден отказаться. Я рад, что вы уладили дела с Создателем. Вам понадобится его прощение, – изрек граф, после чего протянул мне бумагу, на которую понавтыкали излишек печатей.
Хм, что тут за письмена? А, вот оно как… Я вскрыл пакет
“Именем Его Величества Карла Четвертого приказываю взять под стражу и доставить в Багерлее Ричарда Окделла, обвиняемого в государственной измене, соучастии в убийстве Его Величества Фердинанда Второго, покушении на жизнь регента Талига и Первого маршала Талига герцога Алва, лжесвидетельстве, расхищении государственной казны, соучастии в многочисленных убийствах и прочих преступлениях.
Арестованного надлежит содержать под строжайшим надзором, исключающим как возможность бегства, так и возможность самоубийства. В связи с полученным сегодня увечьем цепи надевать лишь в исключительном случае.
Совет Местоблюстителей Трона:
старейшина Совета Провинций Талига барон Кракл,
супрем Талига барон Кортней,
экстерриор Талига барон Вускерд”.
Блин, какие быстрые люди, надо же. От имени ребенка, которого здесь, в столице нет, и который даже не коронован, написали какую-то ересь, понатыкали печатей и теперь смотрят на меня и лыбятся во все тридцать два зуба. И кто? Кракл, Кортней… Им-то какая разница? Хотя да, надо же выслужиться перед Алвой, когда тот прибудет в столицу.
– Я надеюсь, вы будете благоразумны. Мне не хотелось бы применять силу.
– О да, – пообещал я. – Буду. Придет мой час.
– Я вас умоляю, герцог, не смешите меня.
– А вы – меня. Эта бумажка не имеет никакого смысла. Хотите разорву? – любезно предложил я.
– Нет! – испугался Лаптон и выхватил у меня приказ. А потом махнул рукой и гимнеты затопали за моей спиной. – Не вам обвинять других в бессмысленных действиях.
– Зато Кракл не обвинил вас, Окделл, в мародерстве, – мерзко проскрипел чей-то голос за спиной, – а еще глупость, приведшую к смерти кучи народа. Правда покойные тоже были порядочным свиньями, падкими на дармовщину…
– Салиган? Решили отзеркалить ту ситуацию? – хмыкнул я. – Молодец.
– Ага, не сомневаюсь, – мародер остался таким же неряхой и так же отвратительно лыбился. Он встал рядом с Лаптоном. – Граф, не стоит зря терять время, ибо этого господина лучше всего перевозить в мешке, как его четвероногих родичей.
– Увольте, – отмахнулся я здоровой рукой. – Настоящая свинья из нас с вами – вы. И вам это прекрасно известно, так зачем переходит на личности?
Салиган, вместо ответа покосился на Лаптона, тот снова махнул рукой, и меня схватили. Тело снова загорелось от нестерпимой боли, хотя на этот раз искры из глаз не летели и слезы не лились. Но от крика и стона я не удержался.
–
Гимнеты послушались и отступили с молчаливого согласия Лаптона. Мэллит успела подбежать ко мне и крепко сжать ладонь здоровой руки, пристально глядя в лицо. Ее золотистые глаза выражали много эмоций. Страх, боль, растерянность. Но я ничего не мог пообещать, кроме того, что все будет хорошо, а потом поцеловал на прощание и, развернувшись, неспешно вышел. Похоже на то, что делать закос под того самого бычка, предстояло еще долго, ведь конные носилки для заключенных Багерлее не предполагались.
====== Глава 88. Как стать оправданным ======
– Спрячь за решеткой ты вольную волю – выкраду вместе с решёткой! – громко напевал я, усевшись на тюремную кровать и приняв самый беззаботный вид.
– Дикон, – с ужасом спрашивал Робер с интонацией и взглядом заботливого санитара в психбольнице, – что с тобой?..
– Знал я и Бога и черта. Был я и чертом и Богом… Спрячь за высоким забором девчонку – выкраду вместе с забором! – исполнил я, тихо звякнув ручными кандалами, которые-таки надели за плохое поведение.
Робер вздохнул и скис. И затих, наверное вспомнив про Мэллит или про Айрис. Еще когда его привели к нам, мужчина задумчиво и с некоторым испугом глянул на поющего меня, однако вмешиваться не стал. Из моих уст тогда исходило нечто блатное, непонятно, с какого перепуга вспомненное. Типа “Владимирского централа”. Пугались и Дэвид Рокслей, и Берхайм, и прочие сокамерники. А разместили нас в достаточно хороших условиях. Вот только охране не понравился мой вокал, за это и кандалы.
– Окделл, – вздыхали наперебой судейские, – можно вы замолчите?
– Нет, – ответил я гордо и весело. – Могу еще спеть. Хотите?
– Дикон, – взмолился Эпинэ, – сжалься! Я спать хочу…
– Хорошо, – согласился я, – разумеется.
Карлион посмотрел на него с благодарностью. Какие все нежные, однако, а я просто пытался поднять им настроение. Плечо мое продолжало болеть, причем довольно-таки сильно, порой слезились глаза, но если беременная на последних сроках королева держится достойно, то чем я хуже? Поэтому на вопрос Эпинэ о своем состоянии я ответил, что почти ничего не болит и вообще я еще ого-го.
– Доброе утро, – в самую рань, когда еще не рассвело за окошком, в камеру явился комендант Багерлее. – Сейчас вам принесут завтрак, после чего препроводят вас во дворец. Поступило распоряжение на всех, кроме Ричарда Окделла, надеть ручные кандалы. Приношу свои извинения, приказ есть приказ.
– Тогда снимите с меня, пожалуйста, – заметил я, – а то будет немного неудобно.
– Разумеется.
Во дворец… а зачем нас тащить во дворец, чтобы призвать к совести и заставить извиниться за содеянное? Как-то в это не верилось. Мы – не дети малые, в конце концов, значит, планируют либо подстроить убийство, либо замутить судилище. Но вряд ли комендант точно знает.