Сестра Керри
Шрифт:
И если Герствуд когда-либо и начинал хмелеть, вернее, ощущать дурманящую теплоту и приятную разнеженность, предшествующие более возбужденному состоянию, то именно в тех случаях, когда он бывал окружен такими людьми, как сейчас, когда вокруг него весело острословили знаменитости. В тот вечер он, взволнованный и угнетенный, обрадовался этому обществу и, отогнав на время прочь все свои тревоги, примкнул к общему веселью.
Скоро вся компания была уже навеселе. Один за другим посыпались анекдоты — эти никогда не приедающиеся смешные истории, из которых главным образом состоят беседы американцев в подобной обстановке.
Но вот пробило двенадцать — час, когда закрывается бар, и гости стали
Управляющий обязан был осмотреть бар после ухода служащих. Это вошло у него в привычку. Прежде чем уйти, он проверял, все ли заперто. Обычно в кассе денег не оставалось, если не считать выручки, накопившейся после закрытия банков, да и это немногое кассир прятал в сейф, — секрет замка знали лишь он и владельцы бара. Тем не менее каждую ночь перед уходом Герствуд смотрел, плотно ли закрыты ящики кассы и дверцы сейфа. Затем он запирал свой маленький кабинет, зажигал специальную лампочку возле сейфа и лишь тогда отправлялся домой.
Никогда еще за все эти годы ему не случалось находить что-либо не в порядке. Но сегодня, когда Герствуд, заперев свой стол, подошел к сейфу и потянул дверцу, она легко подалась и открылась. Герствуд был удивлен. Он заглянул внутрь и заметил, что там лежат деньги. Его первой мыслью было осмотреть ящики и захлопнуть дверцу сейфа.
«Надо будет завтра сделать замечание Мэйхью», — решил он.
Кассир, уходя из бара за полчаса перед этим, не сомневался, надо полагать, что повернул ручку дверцы так, чтобы защелкнулся замок. Никогда не случалось, чтобы он делал это небрежно. Но сегодня у Мэйхью были и другие заботы, которые поглощали все его внимание. Он обдумывал план открытия собственного дела.
«Надо посмотреть, что там», — подумал Герствуд, выдвигая один из ящиков.
Он и сам не знал, почему ему захотелось заглянуть туда. Это было совсем непроизвольное движение, которого в другое время он, возможно, и не сделал бы.
Едва он открыл ящик, взгляд его упал на пачки ассигнаций, сложенных по тысяче долларов, как их выдают в банке. Герствуд сразу не мог определить, какую сумму они составляют, но он стоял и внимательно разглядывал их. Потом выдвинул второй ящик, где оказалась дневная выручка.
«Никогда не думал, что Фицджеральд и Мой оставляют такие деньги! — мелькнуло у него в уме. — По-видимому, они забыли про них».
Он заглянул в другой ящик и опять остановился.
«А ну, пересчитай!» — шепнул ему на ухо какой-то голос.
Герствуд засунул руку в первый ящик и приподнял всю стопку. Потом разжал пальцы, и пачки одна за другой упали обратно. Они были сложены из кредиток в пятьдесят и сто долларов. Он насчитал около десяти пачек.
«Почему же я не запираю сейфа? — мысленно спросил себя Герствуд. — Зачем я стою здесь?» И в ответ внутренний голос шепнул ему: «А у тебя когда-нибудь было на руках десять тысяч долларов наличными?»
И вдруг управляющий баром вспомнил, что действительно никогда у него не было на руках такой суммы. Свое состояние он накопил медленно, на это ушло много лет, и теперь всем владела его жена. В общей сложности у него было свыше сорока тысяч, но все теперь должно было достаться ей.
Эти мысли смущали Герствуда. Он вдвинул ящик назад в сейф и закрыл дверцу, но пальцы его продолжали сжимать ручку, которую так легко было повернуть, тем самым положив конец искушению:
Герствуд
Чем объяснить, что он стал вдруг так подозрителен? Зачем он старается передвигаться так бесшумно? Герствуд подошел к концу стойки, оперся о нее рукой и задумался. Потом снова открыл дверь своего кабинета и зажег свет. Он отпер стол, сел перед ним, и странные мысли зашевелились у него в мозгу.
«Сейф открыт! — шептал ему тот же голос. — Еще осталась узкая щель. Замок не защелкнут».
От этого хаоса мыслей у Герствуда голова шла кругом. Ему снова припомнились все запутанные перипетии прошедшего дня. Неотступно преследовала мысль, что перед ним была возможность разрешить все трудности. С такими деньгами все можно сделать. О, если б у него были эти деньги и Керри!
Герствуд встал и застыл на месте, глядя себе под ноги.
«Ну так как же?» — спросил внутренний голос.
Вместо ответа управляющий баром только поднял руку и задумчиво почесал затылок.
Герствуд вовсе не был глупцом, и он не позволил бы себе слепо ринуться в столь дикую авантюру. В его крови все еще играло вино. Оно ударило в голову и в розовых тонах рисовало положение вещей. Оно делало эти десять тысяч долларов вполне досягаемыми. А имея деньги, какие он получал возможности добиться успеха! Он может завоевать Керри, да, да, вне всякого сомнения! Он избавится от жены. В кармане лежит письмо, в котором его приглашают для объяснения с адвокатом. Ему не придется возиться с ними. Герствуд вернулся к сейфу и взялся за круглую ручку. Распахнув настежь дверцу, он совсем вытащил ящик с деньгами.
Когда пачки с ассигнациями оказались перед ним, ему показалось, что оставлять деньги в сейфе просто глупо. Ну, разумеется, глупо! Ведь на эти деньги он спокойно мог бы прожить с Керри многие годы.
Боже! Что это? Герствуд весь напрягся, словно чья-то суровая рука опустилась ему на плечо. Он стал пугливо озираться. Никого! Ни единого звука. Лишь кто-то, шаркая ногами, шел по тротуару. Герствуд взял ящик с деньгами и вдвинул его назад в сейф. Затем опять прикрыл дверцу.
Тем, кто никогда не колебался, не зная, как поступить, трудно понять мучения людей менее сильных, которые, трепеща, мечутся между долгом и желанием. Те, кто никогда не слыхал жуткого тиканья призрачных часов, с ужасающей четкостью выстукивающих: «Сделай!», «Не делай!», «Сделай!», «Не делай!» — не могут судить таких людей. Подобная душевная борьба возможна не только у натур чувствительных и щепетильных. Самый толстокожий представитель рода человеческого и тот слышит голос совести в ту минуту, когда желание толкает его на дурное, и голос этот звучит тем громче, чем серьезнее преступление. Между прочим, это не всегда объясняется сознанием аморальности поступка, ибо отнюдь не это, а инстинкт побуждает и животных воздерживаться от зла. Люди тоже поступают, повинуясь прежде всего инстинкту, а уж потом доводам рассудка. Именно инстинкт останавливает преступника, именно инстинкт (в тех случаях, когда человек не может здраво рассуждать) внушает преступнику страх перед опасностью, страх перед дурным делом.
Но затем, при первой же попытке человека неискушенного совершить преступное дело, его охватывают сомнения. Мысли его мечутся вслед за призрачным маятником, отстукивающим то приказание, то запрет. Для тех, кто никогда не знал подобной дилеммы, дальнейшее представляет чисто познавательный интерес.
Едва Герствуд поставил ящик с деньгами на место, к нему снова вернулись самообладание и смелость. Никто не видел его, он был совсем один. Никто не мог сказать, что он намеревался сделать минуту назад. Он мог основательно все взвесить.