Сестра Керри
Шрифт:
— Там у вас есть ванна, — сказал он, — и вы можете сейчас же выкупаться.
Керри подошла к окну и выглянула на улицу. А Герствуд посмотрел на себя в зеркало. Он был весь в пыли, и ему хотелось поскорее вымыться. У него не было с собою ни смены белья, ни даже щетки для волос.
— Я позвоню и попрошу принести мыло и полотенце, а также пришлю вам щетку для волос, — сказал он. — Вы можете, не торопясь, купаться до завтрака. Я побреюсь и вернусь за вами, а потом мы пойдем и что-нибудь вам купим.
При последних словах он добродушно улыбнулся.
— Хорошо, — согласилась Керри.
Она уселась в качалку, а Герствуд стал дожидаться слугу, который вскоре постучал в дверь.
— Пожалуйста, мыло, полотенце и графин холодной воды.
— Слушаю, сэр!
— А теперь я пойду, — сказал Герствуд и, подойдя к Керри, протянул ей руки.
Но она не проявила ни малейшего желания взять их в свои.
— Вы все еще сердитесь на меня, Керри? — ласково спросил он.
— Нет, не сержусь, — равнодушно ответила она.
— Неужели вы меня ни капельки не любите?
Керри не отвечала, упорно глядя в окно.
— Неужели вы никогда не полюбите меня хоть немного? — молил Герствуд, беря ее за руку, но Керри попыталась вырвать ее.
— Вы когда-то говорили, что любите меня! — не сдавался он.
— Почему вы меня обманули? — спросила Керри.
— Я ничего не мог с собой поделать, — сказал Герствуд. — Я слишком люблю вас.
— Вы не имели права влюбляться в меня, — колко заметила она.
— Полно, Керри, — отозвался Герствуд. — Теперь уже поздно. Я здесь, с вами. Попробуйте немного полюбить меня!
Он стоял перед нею с таким видом, будто это он был обманутым.
Керри отрицательно покачала головой.
— Позвольте мне снова просить вас, — продолжал Герствуд. — Будьте с этого дня моей женой, Керри!
Он все еще держал ее руку. Керри встала и повернулась, словно собираясь уйти. Тогда Герствуд обнял ее за талию. Керри пыталась обороняться, но тщетно. Он крепко прижал ее к себе. И в нем тотчас вспыхнула непреодолимая страсть. Он весь пылал.
— Пустите меня, — пробормотала Керри, когда Герствуд крепко прижал ее к груди.
— Неужели вы не полюбите меня? — умолял он. — Почему вы не хотите быть моей?
Керри никогда не питала неприязни к Герствуду и всего минуту назад довольно благосклонно прислушивалась к его словам, вспоминая свое былое увлечение им. Этот человек был так красив, так смел!
Теперь это чувство сменилось постепенно нараставшим чувством протеста. Оно на миг овладело ею, но, когда Герствуд обнял ее, начало испаряться. Что-то иное заговорило в ней. Этот человек, прижавший ее к груди, был такой сильный, в нем пылала страсть, он любил ее, а она была так одинока! Если она не захочет опереться на него, не ответит на его любовь — куда же ей тогда деваться? Сопротивление ее уже наполовину растаяло под напором его сильного чувства.
Она внезапно почувствовала, как он взял ее за подбородок и, приподняв ей голову, заглянул в глаза. Керри никогда не могла понять, что за магнетическая сила была в его взгляде. В этот миг она забыла все его прегрешения.
Еще крепче прижав ее к себе, Герствуд начал страстно целовать ее, и Керри поняла, что дальнейшее сопротивление бесполезно.
— Вы обвенчаетесь со мной? — спросила она, совсем не думая о том, возможно ли это.
— Сегодня же! — восторженно отозвался Герствуд.
Тут в дверь постучали, и Герствуд с большой неохотой выпустил Керри из объятий. Коридорный принес мыло, полотенце и воду.
— Вы скоро будете готовы? — спросил Герствуд; направляясь к двери.
— Да, — ответила Керри.
— Я вернусь меньше чем через час.
Герствуд спустился в вестибюль и стал оглядываться, ища глазами парикмахерскую. На душе у него было легко и радостно. Победа, только что одержанная над Керри, сулила награду за все, что он вынес в последние несколько дней. Жизнь стоила того, чтобы за нее бороться. Это бегство от всего, к чему он привык, к чему был привязан, быть может, вело к счастью. Гроза кончилась, и на небе появилась радуга, быть может, одним концом своим указывающая на золотой клад.
Герствуд собрался было подойти к двери, возле которой красовался столбик в красную и белую полоску [6] , как вдруг кто-то фамильярно окликнул его. Сердце у него мгновенно сжалось.
— Здорово, Джордж, старина! — услышал он. — Что вы поделываете в этих краях?
Герствуд узнал одного из своих приятелей, биржевого маклера, по фамилии Кении.
— Я здесь по небольшому частному делу, — ответил Герствуд.
Его мозг заработал с лихорадочной быстротой: «Очевидно, Кении ничего не знает: он еще не читал утренних газет!»
6
В Америке парикмахерские не всегда имеют вывески; их заменяет невысокий полосатый столбик, иногда вращающийся.
— Как странно встретить вас так далеко от дома, — добродушно продолжал мистер Кенни. — Вы остановились в этом отеле?
— Да, — неохотно ответил Герствуд, вспомнив о своей записи в книге приезжих.
— Надолго приехали?
— Нет. Денька на два.
— Вот как! А вы уже завтракали?
— Да, — солгал Герствуд. — Я иду бриться.
— Не зайдете со мной в бар?
— Сейчас не могу. После — пожалуй! — ответил Герствуд. — Мы еще увидимся. Вы тоже остановились здесь?
— Да, — ответил мистер Кении. — Как дела в Чикаго? — добавил он.
— Все по-старому, — с улыбкой отозвался Герствуд.
— Жена с вами?
— Нет.
— Ну, мы непременно должны еще встретиться с вами сегодня. Я сейчас пойду позавтракаю, а потом заходите ко мне, как только освободитесь.
— Непременно, — обещал Герствуд, и они разошлись.
Весь этот разговор был для него сплошною пыткой. Каждое слово Кении, казалось, лишь усложняло и без того запутанное положение. Он пробудил в Герствуде тысячу воспоминаний. Он олицетворял собою все, что управляющий баром оставил позади: Чикаго, жену, роскошный бар — обо всем этом упомянул Кении в своих приветствиях и расспросах. Надо же было Кенни остановиться именно в этом отеле! Теперь он, наверное, будет рассчитывать на общество Герствуда! С минуты на минуту прибудут газеты из Чикаго, да и местные газеты сегодня же напечатают обо всем. Мысль о том, что в глазах этого человека он будет вором, взломавшим сейф, заставила Герствуда совсем забыть о победе над Керри. Он чуть не застонал, открывая дверь парикмахерской. Надо бежать отсюда, найти какой-то более уединенный отель!