Сестра
Шрифт:
Наверное, ее тон должен был меня встревожить. Но я видела в этом только месть, потому, что послеполуденными часами в инвалидном доме, она была обязана мне. Усердие, с которым она готовилась ко дню прибытия брата, также меня не настораживало.
Йонас Торховен прилетал во франкфуртский аэропорт. Роберт хотел арендовать машину для перевозки больных и отправить туда соответствующий персонал. Это оказалось лишним, так как за два дня до его прибытия Изабель снова обстоятельно говорила по телефону — с прежними друзьями брата, как она нам объяснила. И двое из этих друзей были готовы взять на себя
Я слишком поздно впервые спросила себя, что это могли быть за друзья, если Йонас так долго пробыл за границей и почти не имел контакта с домом. Там мог, среди прочих, оказаться один, которого звали Хорст Фехнер и который использовал возможность «осмотреться» на месте.
Но это дошло до меня, как я уже сказала, гораздо позже. Ни один из обоих «друзей» не имел сходства с мужчиной на той фотографии, которая насторожила меня в самом начале. Я признала, что я ошиблась в этом пункте, и что Роберт солгал мне насчет колье. Мужчиной на фотографии был Йонас Торховен.
И, как это часто бывает, когда облегчение пускает ростки и покрывает всякое недоверие, и тогда ты смотришь сквозь пальцы на все мелкие несоответствия. Я никогда не прощу себе эту слепоту. Она привела к тому, что Изабель смогла прикончить моего брата, практически в моем присутствии.
А полиция предполагала мотив в деловых кругах. Это было абсурдом. «Говорит ли вам что-либо имя Биллер?», — спросил меня Волберт.
Слышать это имя, я уже слышала — или читала. Только я не знала так сразу, когда и в связи с чем. И я не хотела производить впечатление, что не могу собраться с мыслями. Для Волберта я и без того была, не особенно заслуживающей доверия.
«Это странно», — считал он, когда я покачала головой. Он снова улыбнулся. Я уже не знала, как мне понимать его улыбки, были ли они дружелюбными, вежливыми, взвешивающими или же это была просто привычка.
Он предоставил мне две секунды на размышление. И когда я тогда все еще не хлопнула себя по лбу и не сказала: «Ах, теперь я припоминаю, что, конечно, знаю это имя», Волберт объяснил: «Вы, все-таки, были рядом, когда ваш брат упомянул это имя. Так что, по крайней мере, вы должны были его уже раз слышать. Когда он вас ночью забирал, то разговаривал с господином Хойзером о втором звонке. Господин Хойзер хорошо помнит, что ваш брат называл звонившего Биллером».
Значит, они побывали уже у Сержа.
Я ломала себе голову. Но все, что мне приходило на ум, это то, что я пошла в ванную, чтобы быстренько еще раз принять душ, после того, как Серж отказался сделать для меня маленькое одолжение. А когда я вышла из ванной, он стоял у телефона и усмехался. «Так, это я для тебя уладил», — сказал он, — «и что дальше?»
Там было что-то, связанное с этим Биллером. Но я не знала, что; и это было только имя, всего лишь какое-то имя. Я отложила это, пока что, в сторону. Второго звонка по рабочей линии, в середине ночи, быть не могло — только это имело значение. И было легко проверить, что Изабель солгала в этом пункте. А если в этом, то может еще и во многих других. Это должно было дойти даже до Волберта.
Я спросила про автоответчик. Он улыбался. Эта его проклятая улыбка, которую я не могла классифицировать. Мне казалось, что она была призвана утихомиривать помешанную. Само собой, они прослушали автоответчик, где нашли подтверждение показаниям Изабель и Сержа. Там был именно этот второй звонок — от одного мужчины, назвавшегося Биллером.
Я уже ничего не соображала. А было еще кое-что. Роберт приобрел себе недавно карманный компьютер. Волберт назвал это электронной записной книжкой. Они нашли ее в рабочем кабинете Роберта. Там была помечена одна встреча, в среду. Во Франкфурте, с Биллером.
Когда Волберт упомянул об этом, тут мне пришло, наконец, на ум, откуда я знала это имя. Я наткнулась на него в карманном компьютере Роберта, когда искала капсулы клирадона. Имя «Биллер» стояло под намеченной встречей с маклером. И я спрашивала себя, является ли Биллер служащим маклерской конторы, или же психиатром. Но я не хотела себя корректировать, когда Волберт и без того, смотрел на меня так напряженно.
«Мне очень жаль», — сказала я. — «Я не следила за разговором между моим братом и господином Хойзером».
Я исходила из того, что они мне сразу же захотят прокрутить запись на автоответчике. Но нет. Волберт, похоже, предполагал, я и тогда буду утверждать, что не знаю ни о чем, в связи с Биллером. Мне казалось, что он немножко походит на Пиля с его необоснованными улыбками и прочим жеманством. Его дружественно-обходительная манера служила только той цели, чтобы основательно меня изучить.
Я уже почти не могла концентрироваться на его голосе. Я больше не могла ни сидеть, ни думать.
«Ваш брат не вышел из машины», — сказал Волберт. — «Он даже не расстегнул ремень безопасности. Только опустил стекло на окне. Это не говорит о том, что он был настроен на длительную беседу».
Его улыбка стала шире, когда он продолжал. «Странно, не правда ли? Все указывает на то, что он ожидал важное известие. Оно должно было ему быть более чем важным, иначе он вряд ли бы запер свой кабинет. И тогда он, именно в самый подходящий момент, случайно спускается по лестнице».
По тому, как он излагал, понятно было, что он не верит в то, что это могло так произойти. «Почему Биллер не передал свое известие сразу по телефону?», — спросил он, будто я могла ему на это ответить. — «Почему он не встретился с Вашим братом, например, в кафе при автозаправке? Оно открыто круглосуточно и внутри было бы определенно удобнее, чем на дожде, снаружи. Почему Биллер просто не пришел сюда? Два часа ночи, конечно, несколько необычное время для визита. Но, после своего звонка, он не должен был опасаться стоять перед запертой дверью».
Я хотела молчать, но не смогла. Даже если бы они сразу забрали Изабель. Но Йонас должен остаться. Тоже очень соблазнительная перспектива. «Не беспокойся о своем брате», — могла бы я сказать. — «Я буду с любовью о нем заботиться».
Волберт все еще смотрел на меня с ожиданием. И я, наконец, сказала: «Моя невестка лжет. Роберт вернулся, после этой встречи, назад. Он еще раз был у меня — ранним утром. Точное время я, к сожалению, не могу вам назвать. Это должно было быть между четырьмя и пятью. Снаружи, как раз, начало светать. Я хотела уже вчера вам это сказать, но мне не удалось».