Сестра
Шрифт:
Мы, а по большей части Роберт один, достигли с годами того, что мы могли контролировать состояние полностью. Он сначала удвоил доход, а потом увеличил его в четыре раза. Благодаря этому и та часть, которую мы могли изымать на свои нужды, сначала также удвоилась, а потом увеличилась в четыре раза. Роберт давно уже мог два «феррари» себе позволить или кому-нибудь их передарить. Только оставить эту сумму в наследство мы не могли точно так, как наемный работник не может завещать свою заработную плату.
Так что, для Роберта было просто излишним, составлять собственное завещание.
Когда я объяснила это Волберту, меня снова кинуло в жар. Мне стало ясно, как на это должна смотреть полиция. Я еще живо помнила тот разговор с Робертом, когда он открыл мне, что хочет жениться на Изабель — тогда, когда я еще пыталась осторожно это предотвратить. «Она же это только из-за твоих денег, разве ты не понимаешь? Расскажи ей об отцовском завещании и ты сразу определишь, насколько велика ее любовь».
«Он рассказал ей об этом?», — спросил Волберт сразу по существу.
Этого я не знала. Но она, вероятно, узнала об этом, когда подписывала брачный контракт. Это было за неделю до свадьбы. А на следующий день Роберт заключил страховку в ее пользу. Я знала об этом, потому, что в случае развода или смерти Изабель, страховка бы перешла в мою пользу. И это была капля в море, в сравнении с тем, что я выигрывала после смерти Роберта.
Но я же ничего не выиграла! Я потеряла больше, чем могла бы когда-нибудь и кому-нибудь это объяснить. Разве интересовали меня деньги? Деньги здесь всегда были и намного больше, чем я могла потратить. То что теперь они принадлежали мне одной, было для меня только обременительным. Теперь это я должна была заботиться об увеличении состояния и о том, чтобы когда-нибудь появился кто-то, кто смог бы им распоряжаться. Я могла бы живо представить себе реакцию Сержа, если б я потребовала: «Сделай мне ребенка, иначе после меня никого не останется».
Все, что я выиграла со смертью Роберта, была свобода выгнать вон Изабель с Йонасом. Я хотела сказать, как только мы доедем до дома: «Пакуйте свои вещи и убирайтесь. Через час я не хочу вас здесь больше видеть. Только пять минут дольше, и я лично сброшу твоего брата вниз по лестнице».
Она была снова бедна, как церковная мышь. Этот договор был нерушим. Роберт был для нее гарантией роскоши и беззаботной жизни. Он был ее обеспечением.
Волберт смотрел на это так же. «Значит, для Вашей невестки финансовый мотив можно исключить», — констатировал он.
«Есть же и другие мотивы», — сказала я. — «Например, сексуальная зависимость».
И тогда я рассказала ему все, что знала и предполагала о Хорсте Фехнере. В принципе, это было просто. Фехнер скрылся, а Изабель не могла без него. Роберт должен был умереть, чтобы Фехнер смог вернуться.
Волберт слушал меня внимательно. Когда я закончила, он считал: «Интересно. У Вас еще остались отчеты детектива?»
«Конечно», — сказала я. — «Правда, только отчеты по первому заказу. Во второй раз меня информировали по телефону. Тогда ничего и не произошло. Фехнера уже не было».
«А нет ли у Вас его фотографии?», — осведомился он.
«К сожалению, нет», — сказала я. — «Но я могу описать Вам обоих мужчин, которые привезли Йонаса Торховена из Франкфурта. Фехнер должен был быть одним из них».
Волберт кивнул, будто был убежден в этом так же, как и я. Когда мы подъехали к дому, он попросил, чтобы я открыла свой гараж. «Если Вы не имеете ничего против, фрау Бонгартц, нам бы хотелось осмотреть Вашу машину».
Я не должна была близко подходить к машине. Волберт придержал меня за руку и при этом снова улыбался, как добродушный дедуля.
Молочный плут неожиданно превратился в маленького Геркулеса. Он натянул пластиковые перчатки, отодвинул меня в сторону, требовательно протянув, при этом, руку. «Ключ от машины, пожалуйста». Его голос все еще был хриплым, но, между тем, также очень твердым и самоуверенным.
Ключ был все еще вставлен в замок зажигания. Тогда в мастерских, где мой автомобиль был подготовлен под мои потребности, с замком зажигания они действительно напортачили. Он был справа в рулевой колонке и у меня не было желания постоянно выворачивать левое плечо, чтобы вытащить ключ. Гаражи были надежными, этого было вполне достаточно.
Волберт наблюдал с ничего не выражающей миной, как его молодой коллега открыл дверь со стороны водителя и запрыгнул на сиденье. Полным значения взглядом, он указал Волберту на то, что не может задвинуть под рулевое колесо свои длинные ноги. Но сиденье назад он не отодвинул. Он только изучал расположение элементов на панели управления. Затем он повернул ключ зажигания. Мотор сразу же заработал.
«Все в порядке», — сказал маленький геркулес и повернул ключ назад. Потом он вышел из машины и прошел к правому переднему колесу. Там он встал на колени и ощупал дно и пол под машиной. Когда он снова выпрямился, перчатки были выпачканы в масле.
Он протер руки и сказал Волберту: «Похоже, течь в масляном фильтре. Выглядит скверно. Там образовалась большая лужа. Проконтролировать уровень масла?»
Волберт молча кивнул. И малыш снова пошел к двери, чтобы освободить блокировку. Затем он поднял крышку капота, чтобы коротко констатировать. «Пусто».
В то время, пока он снова опускал капот, Волберт смотрел на меня. Его лицо все еще ничего не выражало. «Со вторника Вы не ездили на этой машине?».
«Нет».
«Кто, кроме Вас может на ней ездить?»
«Наверное, каждый», — сказала я. — «Это дело навыка. Мой брат очень хорошо с этим управлялся».
В ответ на это, Волберт попросил меня сесть в машину, но ничего не трогать. Я должна была только сесть, так, как будто я собираюсь отъезжать. Отрок захлопнул снаружи дверь и потребовал, чтобы я бросила взгляд в зеркало заднего вида и не забыла, также, о наружном. Только лишь он это проговорил, а я уже знала, к чему он клонит.
«Левое наружное зеркало переставлено», — сказала я. — «Очень немного, но это уже не так, как я привыкла».