Сестрички не промах
Шрифт:
— Дура или нет, не скажу, по-разному считаю: иногда вроде дура, а бывает — вроде нет.
Мышильда нахмурилась, а я спросила:
— Зачем тебе дом? Сокровища не в доме, а в земле зарыты. Наше дело найти место, где была кухня, и копать. Выходит, хлопот меньше. А если б в доме люди жили, как бы ты объяснила, что тебе в их подполе надо?
Мышильда задумалась, тут в кухню влетел Евгений Борисович, прижимая к груди две трехлитровые банки: одну с огурцами, другую с помидорами.
— Вот, мамашин засол, — сказал, ставя банки. —
— За знакомство, — предложил он, покачал головой, с отчаянием посмотрел в стакан, точно собирался в нем утопиться, и выпил. Мы тоже выпили и с аппетитом закусили.
— А что, Евгений Борисович, — начала я, — хозяйка-то ваша где?
— Супруга то исть? Лишился, через пристрастие вот к этому делу, — — он щелкнул пальцем по бутылке. — Годов семь как расстались. Сын в настоящий момент служит в армии, долг исполняет. А я вот… — он вздохнул и окинул кухню затуманившимся взглядом, — мамашу схоронил. Двадцать пятого числа будет сорок дней. Царство ей небесное…
— Значит, один хозяйничаете?
— Один… как есть. Маятно, мысли всякие одолевают, как мамаша-то померла. Хотел взять на постой кого, так ведь кто пойдет? Услуги в огороде, вода в колонке. Газ, правда, природный… А взять пьянь какую — боязно. Как бы не обчистили.
— Да, с этим надо осторожней, — согласилась я и предложила:
— Наливай-ка, Евгений Борисович, еще по одной.
— Со всем нашим удовольствием…
Мы выпили, закусили, и наш хозяин поинтересовался:
— А вы по какой нужде-надобности в наши края? Номер-то на машине не нашенский.
— У нас что-то вроде экспедиции… Дом, что по соседству с вами стоял, принадлежал нашему с Марией Семеновной прадеду. А в семье утверждают, что в доме был клад зарыт. Вот мы и решили попытать счастья. Конечно, кому попало об этом болтать бы не стали, а вам, хозяину то есть, как на духу. И на помощь вашу рассчитываем.
Мышильда вытаращила глаза и даже под столом ногой меня пнула. В ответ я тоже пнула ее, она глухо застонала и закатила глазки.
— Клад? — протянул Евгений Борисович и усмехнулся. — А что, может, и есть. Домом этим тьма народу интересуется. Вот только давеча были. Осматривали. А чего увидишь? Крапива да терновник…
Мы с Мышильдой переглянулись.
— А что за люди были?
— Поди разбери. Может, родственники ваши? — хитро прищурившись, спросил он.
— Никак не может быть, — заверила я. — Все наши отсюда отчалили, конечно, те, кого Бог не прибрал. Мы ведь из купцов, а мода на них после революции прошла, вот и перебрались все на новое место, где заделались пролетариями.
— Ясно. Может, каким макаром вызнали про клад и шарят… — Он перегнулся через стол ближе к моему лицу
— Народишко-то темный. Из этих… — Евгений Борисович мотнул головой, указывая весьма неопределенное место. — С такими лучше под мостом не встречаться.
— Бандиты, что ли? — заговорщицки шепнула Мышильда, разливая по третьей.
— Думаю, они. По всему выходит… — закивал он. — Такой народ, что о-го-го. И все выспрашивают: не был ли кто, не интересовался? А Клавдия из второго дома говорит: милиция шибко интересовалась, и вами, говорит, тоже. А они ей: ты, говорят, бабка, смотри. Как бы, говорят, тебе в реке не утопиться. Прямо так и сказали. Клавдия врать не будет, ну если только самую малость.
— Если им нужен клад, так отчего не роют?
Евгений Борисович задумался, разлил по четвертой, а потом ответил:
— А вот этого я вам сказать не могу. Может, нельзя им, может, хранить положено?
— Как-то это не выглядит, — с сомнением покачала я головой. Он еще немного подумал и согласился со мной. Выпив четвертую, он вдруг хлопнул себя рукой по лбу и довольно хихикнул.
— Чего вспомнил? — насторожилась я.
— Жилец у соседки. У Аньки Сытиной, из соседнего дома, то исть из пятого.
— Жилец? — не поняла я.
— Ну. Заселился три дня назад, точно, в четверг вечером. Наш, местный. Говорит, будто с женой не ужился, вот и встал на постой к Анне. На работу не ходит, вроде как ищет работу-то, а хозяйка приметила что он по пустырю шарит. Чего-то вроде бы приглядывает. Я ей сегодня сказал, мол, гуляет человек, где больше нравится. А теперь, как вы про клад сказали, думаю, может, и он того… клад приглядывал?
— Надо на соседа взглянуть, — задумалась я. — Может, действительно кто из наших?
— Наши все на виду и в запое, — покачала головой Мышь и добавила:
— Только конкурентов нам и не хватало.
Я немного поразмышляла и обратилась к Евгению Борисовичу:
— А пустырь этот чей? Кому принадлежит?
— Так ведь пустырь и есть пустырь, ничейный то исть. Бросовая земля. Может, кто выхлопочет под строительство. Место у нас красивое, река рядом, да и до центра рукой подать. Пятнадцать минут ходу, и вот тебе троллейбус… Хотя богатей к нам не поедут: услуг нет, канализацию и водопровод проводить надо, а богатеи-то копеечку считают. Так что мне, видать, придется до смерти с пустырем этим жить в соседстве.
— А давно ли дом сгорел?
— Прошлым летом. В мамашин сороковой день аккурат год будет. Я эту ночь помню, точно вчера была. В стене с улицы до сих пор след от пули видно. Можете посмотреть.
— От пули? — слегка обалдели мы.
— От пули, — невероятно обрадовался хозяин. Я разлила по пятой.
— Рассказывай, Евгений Борисович. Кто в доме жил, и отчего стреляли.
Мы выпили, закусили огурчиком и уставились на него. Он довольно ухмыльнулся, покрутил головой и сказал: