Сестры Ингерд
Шрифт:
Женщина в это время легко похлопывала девочку по плечу, успокаивая ее, и каким-то извиняющимся тоном пояснила:
– - Немая она у меня, госпожа баронесса. Вы уж не гневайтесь, а только резких звуков она всегда пугается. – Ступай, Молли. Сейчас я госпожу баронессу провожу, а потом сама приберусь. Ступай, детка.
Девочка упрямо мотнула головой, вывернулась из-под материнской ладони и, нагнувшись, начала торопливо собирать обломки свечей и самые крупные кусочки воска. Женщина чуть вздохнула и, поклонившись мне, предложила:
– -
Пасторский домик внутри я рассмотрела толком только сейчас. Бедненько, но чистенько. В красном углу на полочке небольшая икона со смутно различимым сюжетом. Краски настолько грязные, что еле-еле угадывается лик Бога. Перед иконой тлеет крошечная лампадка. Никаких излишеств, вроде кожей или, допустим, бархатом обтянутых кресел не было. Стол, рядом обычные крестьянские лавки. И даже связанная из старой одежды серо-черная дорожка на полу, точно такая же, как в любой крестьянской избе. Чуть закопченный потолок возле печи, а в углу, у выхода, висит стандартный неподъемный крестьянский же тулуп.
Немного получше выглядел накрытый стол. Древесина столешницы, посеревшая от времени, была чистой и трудолюбиво оттертой чьими-то руками. Даже кружевная дорожка на столе, явно постеленная ради высоких гостей, говорили о том, что за стариком пастором кто-то присматривает.
– - Знакомься, Оленька: это отец Лукас. Когда-то, в незапамятные годы, – слегка улыбнулся Рольф, – он меня крестил, а потом и первое причастие давал.
– - Рад, госпожа баронесса, что вернулись вы с мужем в родные земли. Очень рад! – говорил отец Лукас медленно, четко разделяя слова. И улыбался мне довольно тепло, так что морщины разбегались по всему лицу, подчеркивая возраст. – Пожалуйте к столу. Уж чем богаты, не взыщите… А только я скажу вам, что Сусанна такая искусница, что, кажется, она и копыто конское приготовить сумеет!
За столом я с любопытством рассматривала странное месиво, лежащее у меня в глубокой миске. Ролф же одобрительно потер руки и мгновенно запустил ложку в еду, даже прикрыв глаза от удовольствия. Проглотив первые несколько ложек, муж сказал:
– - Как давно, отец Лукас, я не ел настоящего домашнего морше!
Я с любопытством, но аккуратно попробовала это самое морше. Дегустатор из меня получился средний, однако опознать изначальные ингредиенты я смогла. Правда, не все. Крошечные кусочки мяса, думаю, принадлежали курице, картофель, немного красной фасоли, лук и морковь, а также какая-то крупа, которая разварилась до неузнаваемого состояния и придала супу густоту. «Пожалуй, это даже и не суп. Где-то в старых книгах встречалось мне слово – похлебка. Вот, наверное, это она и есть.».
Похоже, туда еще добавляли какие-то сушеные травки -- вот в них я совершенно не разобралась. Ела я с удовольствием: густое месиво насыщало очень быстро и являлось истинным благодеянием для моего измученного бутербродами желудка.
В общем-то, супы я любила всегда и варить их умела. Но мои супы были совсем другие: в чистом прозрачном бульоне, нарезанные красивыми кубиками, свободно плавали овощи, мясо, иногда немножко риса или вермишели. Блюдо в тарелке обязательно посыпалось свежей зеленью и выглядело не хуже, чем в ресторане. Это самое морше готовилось по совершенно другому принципу: особой красоты не требовалось, упор делался на сытность и вкус. А вкусно это было просто потрясающе!
Заметив, как яростно я доскребываю остатки еды в миске, Рольф с улыбкой спросил:
– - Понравилось?
– - О да! Только я так объелась, что, наверное, до телеги не дойду! – пошутила я. И, обратившись к пастору Лукасу, сказала: – Передайте мою благодарность вашей хозяйке. И скажите, что это самое вкусное из того, что я ела за последнее время.
Пастор засмеялся, опять собирая на лице частые “гармошки” морщинок, и ответил:
– - Сусанна будет рада услышать это, ваша милость.
Через мгновение появилась и сама Сусанна, женщина, у которой была немая дочь. Быстро и ловко собрав на поднос грязную посуду, она уже через мгновение вынесла обернутый в чистое полотенце кувшин, благоухающий травяным взваром, увесистые глиняные кружки с полосами на боках. И, неловко разведя руками в стороны, очень тихо сказала падре:
– А мед, святой отец, еще третьего дня кончился.
Пастор смутился и покраснел, торопливо бросил взгляд на меня и нахмурившегося Рольфа. Служанка вышла, и Рольф, глядя в глаза священнику спросил:
– - Что, падре, все так худо?
– - Да не то чтобы совсем худо – неуверенно пробормотал падре.
Я с удовольствием отхлебннула обжигающе горячего травяного напитка, а мужчины заговорили о своем.
– - История-то эта, ваша милость, давненько началась. Вы тогда еще совсем мальчишкой были, потому и не помните. Отец у Сусанны помер, а у матушки такой-то уж характер был, – священник помотал головой, как бы показывая, какой жуткий характер был у матери Сусанны.
Выяснилось следующее: в шестнадцать лет эта самая Сусанна сбежала от матери в соседний город и там тайно обвенчалась с молодым заезжим купцом. Там новобрачные поселились, там и родили дочку. И до самой войны жили тихо-мирно, горя не зная.
– - Госпожа Ольстен еще тогда грозилась дочь проклясть. Ну, погрозилась и погрозилась. Сгоряча-то, с кем не бывает! А три года назад, аккурат как земли-то взяли наши, лавка у них с товарами сгорела. Вместе с домом и муж Сусанны в ту же ночь погиб. А куда ей, бедолаге, деваться было, если уцелело только то, в чем они дочкой из дома выскочили? Уж как она из Бернста сюда до нас добралась, я и спрашивать не хочу. А только госпожа Ольстер ее и на порог не пустила. Кричала, что в другой раз собак спустит. Выбора-то у Сусанны не было, и пристроил я ее прислугой к старой Эдлер.
– - Неужели старуха Эдлер еще жива? – поразился барон.
– - С год уже как преставилась, – перекрестился пастор. – И Сусанна до последнего дня за ней ходила. Оно, конечно, муж-то баловал, и в доме у нее своя прислуга была. Ну, теперь что уж…
Из дальнейшего рассказа я поняла, что за войну городские богатеи изрядно пообнищали, потому мест для прислуги было совсем мало. Во всяком случае, больше никуда пастор пристроить женщину с ребенком не смог и взял их к себе в дом.