Сестры Ингерд
Шрифт:
Пауза повисла на кухне и растаяла, когда Рольф тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и посмотрел на меня, сказав:
– - Пойми, Олюшка, чем быстрее я налажу хозяйство, тем быстрее у тебя появится достаточное количество прислуги, чтобы не надрываться у плиты и по дому.
– - Не так уж я и надрываюсь, Рольф. Но мне кажется, ты зря все силы тратишь там, за стенами замка… Если привести дом в порядок, нам самим будет удобнее отдыхать.
Муж упрямо помотал головой, отвергая мои доводы, и суховато ответил:
– -
Я смотрела на этого средневекового «тирана и самодура» и даже не испытывала раздражения. Вот такой он и есть: упертый, точно знающий, как надо, готовый спать на полу, лишь бы все было по плану. Поэтому я просто погладила строптивца по плечу и, не споря, согласилась:
– - Все будет, как ты хочешь, дорогой.
Глава 41
Самая большая проблема оказалась в том, что в городе практически не было красок. Раньше я о таких вопросах даже не задумывалась, а просто шла и покупала то, что мне требовалось: набор, пакетик, баночку или тюбик, которые мне нужны. Здесь все было значительно сложнее. Не существовало фирм и заводов, которые выпускал такую продукцию. Кое-что мне рассказала Сусанна:
– - Так ведь, госпожа, крестьянам-то краски зачем? Конечно, для одежды иногда надобно, спорить не буду. Ну так и пользуются тем, что под рукой есть. Кому какой цвет надобен, то растение и собирают. С крушины ягоды берут и листья – желтенький цвет получается. Вереск, ежели замочить, опять же будет как солнышко ткань. Ежли крапиву брать, то зеленый, ежли кору с ясеня – голубенький получится. А еще черникой красят, очень цвет густой и яркий выходит. Ну, а ежели красный цвет надобен, это подмаренник копать надо, из его корня красный и получится. А больше, госпожа баронесса, вроде бы и не надобно нам.
Я, которая уже представляла себе сложные и красивые переходы омбре на стенах, поверила Сусанне не сразу. Пару дней я еще ходила по базару, расспрашивала всех подряд. Узнала, что толокнянка даст черный цвет, а марена – густо коричневый. Что красивый синий оттенок дает птичья гречиха, а васильком можно покрасить только шерстяную ткань. В общем-то, как выяснилось, возможно получение довольно большого количества цветов, но все они будут не яркие, не стойкие и, самое обидное, доступные только летом. Единственное, что я нашла прямо сейчас и только потому, что спрашивала об этом без конца: мешок коры орешника и немного какого-то странного зверобоя – обещали красный оттенок. И маленький кулечек сухих ягод ежевики.
Пока я экспериментировала на кухне с цветами, полученными из растительного сырья, в верхней комнате башни орудовали два штукатура. Мужчины расширили все трещины, отбили стены молотком, давая возможность штукатурке обвалиться еще больше, и только потом принялись за работу: замазывали дыры в стене и разглаживали все это гладкими деревянными скребками. Самым тяжелым оказался потолок: пришлось сколачивать довольно высокие и не слишком устойчивые козлы из подручного материала. Тем не менее подготовка в комнате была закончена полностью.
Сперва я хотела обойтись по деньгам «малой кровью». Женский рабочий день ценился на порядок дешевле мужского. Однако, глядя, как работают штукатуры, я поняла, что сами мы с работой не справимся.
Недолго думая, я договорилась с этими же мастерами. Согласились они не сразу. Долго переминались и советовались между собой: боялись работать с незнакомым материалом.
– - Ить, госпожа, мы этакого и не пробовали. А ну как не выйдет у нас? Да ежли оно все потрескается и обвалится? Это ж нас господин барон на конюшню отправит тадысь.
– - Никто вас никуда не отправит. Главное – работайте именно так, как я скажу. И все будет хорошо.
Тем не менее за работу эти хитрованы потребовали накинуть почти двадцать процентов. За риск, как я понимаю. Я вполне могла понять их сомнение, потому слишком уж торговаться не стала. Для меня гораздо важнее было придумать: где и как сделать достаточно большое количество однородной массы. Если замешивать ее в разных ведрах, то как ты не старайся, все равно результат будет немного отличаться цветом. А мне вовсе не хотелось, чтобы мой потолок напоминала собой шкуру леопарда.
Сусанна, которая смотрела на мои опыты с некоторым даже подозрением, дала мне хороший совет:
– - Госпожа баронесса, ежли вот эта ваша штука не на много дней, так может быть, котел в мыльне использовать? Помнится, еще в детстве моем остался у матери кусочек льна, голубенького такого. До чего ж цвет красивый был! Только больно лоскут маленький: ни на юбку, ни на рубаху не гожий. Уж сколько тогда матушка возилась с краской и пыталась такого же цвета добиться, ан так у нее и не вышло. А потом осерчала и все в черный покрасила. Это вот ваша штука, – Сусанна покосила на очередную миску с бумажной массой, – она ведь навроде ткани. Чтобы цвет одинаковый был, надобно все сразу в одном месте и красить. Аккурат в котел влезет.
Служанку я поблагодарила, потому как идея и в самом деле была хороша. Доверить делать бумажную массу кому-либо я не могла и наняла себе в городе крепкую помощницу, которая и рвала вместе со мной бумажные листы. Третьей в нашем кружке была Эмма: Сусанна прислала ее на помощь.
Эта работа вызывала у девушки очень сильную неприязнь. Мы жили вместе уже больше месяца, и она всегда казалась мне очень добросовестным работником. Без просьбы и напоминаний всегда бежала на помощь матери, перехватывая у нее работу и давая возможность заняться другим делом или отдохнуть. А тут она, явно сильно раздосадованная, рвала листы чуть ли не со слезами на глазах. Поведение ее было настолько необычно, что я не выдержала и пошла к Сусанне.
Выслушав меня, служанка недовольно поморщилась и отвела взгляд в сторону:
– - Ерунда это все… – небрежно отмахнулась Сусанна, ворчливо поясняя: -- Простите, госпожа баронесса. Малость она у меня балованная. Дома, когда жили, муж покойный всегда бумагу покупал. Очень уж она любила узоры разные выводить. Детишки-то другие с ней не играли: обижали да дразнили. Вот она и приспособилась сама себя занимать. Даже падре Лукас несколько раз бумагу ей дарил, – вздохнула Сусанна. – А теперь откуда у меня деньги на этакое баловство? Так что уж вы, госпожа, не серчайте на нее.