Сестры из Сен-Круа
Шрифт:
Только через полчаса офицеры вернулись в зал суда. Том все это время просидел, сгорбившись, на стуле, пока один охранник стоял у раскрытого окна, а другой — у двери. Когда офицеры вернулись, сержант Такер хрипло выкрикнул:
— Арестованный, встать!
Том вскочил и встал навытяжку, два майора и лейтенант Хилл заняли свои места, а за ними почти сразу же расселись члены трибунала.
Когда все сидели на своих местах, полковник Бриджер обвел зал медленным взглядом и проговорил:
— Рядовой Картер, мы со всем вниманием выслушали доказательства по этому прискорбному делу — как против вас, так и в вашу защиту. Однако сейчас суд не может огласить свой вердикт. — Он взглянул на майора Пилтона. — Что известно об этом человеке, майор? Есть у нас какие-то сведения от его командира?
— Полковник Джонсон не смог присутствовать на заседании,
— Имеются ли еще какие-нибудь сведения о репутации этого человека? — спросил полковник Бриджер.
— Нет, сэр.
— Лейтенант Хилл, можете ли вы еще что-нибудь сказать в защиту арестованного?
Молодой офицер встал и нервно откашлялся:
— Я хочу сказать только то, сэр, что этот похвальный отзыв подполковника Джонсона, очевидно, подтверждает кое-что из сказанного обвиняемым, сэр. Он, сам раненный во время службы королю, вытащил по меньшей мере одного, а по его словам — двоих раненых из нейтральной зоны. Он не трус, сэр, он никогда раньше не уклонялся от своего долга. Я предполагаю, сэр, что в этот раз он совершил проступок не намеренно, а вследствие заблуждения, что у него имеется сорокавосьмичасовой отпуск для поездки в Альбер, отпуск, который был ему предоставлен даже в это тяжелейшее время, отпуск по семейной надобности, поскольку такая надобность действительно возникла. Рядовой Картер не имел намерения скрываться, сэр. Женившись на своей невесте, он немедленно вернулся бы в свою часть. Я прошу вас, сэр, принять все это во внимание при вынесении приговора, сэр.
Лейтенант Хилл снова сел, и полковник Бриджер повернулся к Тому.
— Итак, Картер, вам есть что сказать в свою защиту?
Том сказал:
— Да, сэр, позвольте, пожалуйста, сэр. — Он глубоко вздохнул. Он понимал: раз не объявили о его невиновности — значит, его признали виновным, но, очевидно, приговор еще не вынесен. — Все, что я вам рассказал, правда. Если вы должны признать меня виновным, сэр, то прошу вас признать меня виновным в самовольной отлучке. Я не дезертировал, сэр. — Том говорил искренне, горячо, не сводя глаз с полковника. — Я бы никогда не бросил своих товарищей. Я бы никогда не предал своего короля. Я записался добровольцем при первой возможности, чтобы внести свою лепту, как говорится, и я бы никогда не отступил от своего долга, сэр, пока война не закончится. Я спас моего друга Гарри, но он умер. Я вынес из боя Джимми Кардла, но он умер. Я должен хотя бы отплатить за них немцам, сэр. Я не дезертировал.
Полковник бесстрастно выслушал эту пылкую речь и сказал:
— Слушание в открытом судебном заседании прекращено.
Тома отвели обратно в ту же камеру, где его держали раньше, и лейтенант Хилл снова пришел навестить его.
— К сожалению, вас признали виновным, — сказал он. — Надеюсь, то, что сказал о вас ваш командующий, повлияет на решение в вашу пользу. Вы останетесь здесь, пока приговор не будет вынесен и утвержден.
Том смотрел на него широко раскрытыми испуганными глазами.
— Меня расстреляют? — спросил он.
— Я не знаю, Картер, — ответил лейтенант.
Прошло еще десять дней, прежде чем Том услышал приговор суда. Они протекали точно так же, как и дни в ожидании трибунала. Том думал о Молли, без конца гадая, где она и что с ней. Он уже три недели не получал от нее вестей и отчаянно желал узнать хоть что-нибудь. «Должно быть, уехала домой, в Англию», — решил Том. Его письмо отправится вслед за ней: Сара его перешлет. Она ведь наверняка напишет ему при первой возможности? Каждый день он с надеждой ждал почту и каждый день разочаровывался. Он сам написал Молли еще одно письмо, но почти ничего не рассказывал о том, в каком тяжелом положении оказался. Ни к чему было волновать ее раньше времени, поэтому он написал только о том, как сильно любит ее, и о том, какой замечательной семьей они заживут после войны — он, она и ребенок. Он ничего не знал о ходе сражений и все еще не мог отойти от шока последнего наступления. До него доносился грохот орудий, бьющих по дальним целям, но он ничего не знал ни о победах, ни о потерях, которые несли сражающиеся на этой земле от разрывающихся снарядов и яростной шрапнели.
Военные полицейские, охранявшие его, были молчаливы и в ответ на его вопросы обычно только хмыкали. Только сержант Такер был несколько откровеннее.
— Там ад, — сказал он, — и мы ни на шаг не продвинулись вперед.
Наконец однажды днем Такер пришел с ведром теплой воды. Он сказал:
— Вот тебе горячая вода, Картер, отскребайся. Тебя вызывают в штаб.
С замершим от страха сердцем Том тщательно умылся и побрился. Если его ведут в штаб — значит, пришло время оглашения приговора. Его привели на виллу и оставили ждать в том же зале, где проходил военный трибунал. Как и в прошлый раз, два военных полицейских ждали вместе с ним, пока наконец не открылась дверь и не вошел адъютант, майор Роулинз, а за ним капитан медицинской службы и молодой батальонный капеллан в высоком воротничке на форменном кителе.
Том встал навытяжку, и адъютант оглядел его с головы до ног. Майор был красив несколько грубоватой красотой, хотя лицо у него было бледное и изможденное, с широко расставленными шоколадно-карими глазами, обрамленное коротко остриженными темными волосами. Сейчас эти шоколадные глаза пристально смотрели на Тома.
— Рядовой номер 8523241 Томас Картер, я должен сообщить вам, что военный трибунал, созванный для слушания дела о вашем дезертирстве, выслушал все доказательства и признал вас виновным по предъявленным обвинениям. Дезертирство — гнусное преступление: тем, кого вы бросили в трудный момент, пришлось сражаться за себя и за вас. Вот приговор суда: вас выведут перед взводом ваших товарищей и расстреляют. Этот приговор рассмотрен офицерами всех чинов и, наконец, утвержден самим главнокомандующим. Смягчающие обстоятельства были рассмотрены, но среди них не найдено ни одного, достаточного для замены приговора. От имени всего первого батальона Белширского полка могу сказать: нам стыдно, что один из нас предал своих друзей, свой полк и своего короля. Приговор будет приведен в исполнение завтра утром, на рассвете.
Том почувствовал, как силы оставляют его, вытекают, будто вода сквозь дуршлаг. Голова закружилась, колени стали слабыми, как желе. Он смотрел на бледное морщинистое лицо и знал, что в его собственном не осталось ни кровинки. Он ухватился за спинку стула, стоявшего позади, и только так сумел удержаться на ногах.
— Ночь вы проведете здесь. Если вам нужен падре, лейтенант Смолли останется с вами.
Том обрел голос и хрипло сказал:
— Полковник написал в своем отчете, что я был верным и храбрым солдатом, сэр. Это что, ничего не значит?
— Это значит — очень жаль, что после всего этого вы стали дезертиром и бросили своих товарищей в беде, Картер, — ответил адъютант и, еще раз пронзив его взглядом, развернулся на каблуках и вышел из комнаты.
Капитан медицинской службы хрипло сказал:
— Вам лучше сесть, Картер.
Том рухнул на стул и закрыл голову руками. Слезы навернулись на глаза, и он всхлипнул. Жизнь, которой он так безоглядно рисковал на передовой несколько месяцев подряд, теперь отнимут у него. Он умрет не на службе своему королю и стране, не ради правого и благородного дела, а позорной смертью от рук собственных товарищей. Эти мысли беспорядочно метались в голове, стучались в онемевший мозг, но главная мысль была о Молли. Теперь она уже никогда не будет его женой. Их ребенок никогда не увидит своего отца, будет считать его трусом и дезертиром. У него, Тома, никогда не было семьи, и теперь уже никогда не будет.