Сестры
Шрифт:
Дождавшись, пока по щекам скатились две большие слезы, она повернулась и вошла в подъезд.
Назавтра Сериков вбежал в класс перед самым звонком и направился прямо к своей прежней парте. Был он какой-то бледно-желтый, взъерошенный, с темными подглазьями - словно после болезни.
– Ты меня, Кир, извини, пожалуйста, - забормотал он, стараясь не смотреть на Киру, - только вот какое дело: у меня, понимаешь, зрение ни к черту, ну, неважное зрение, так что ты извини... На последней парте, сама понимаешь, особенно если с глазами не того...
– Ой, ну конечно!
– всполошилась Кира,
– Да так, в общем... н-ну...
– У тебя близорукость, да? Моя бабушка делает такие специальные упражнения для глаз, которые снимают близорукость! Я ей напишу, она тебе пришлет. А сколько у тебя диоптрий?
Глаза у Серикова в панике заметались: похоже, он и слова-то такого не знал - диоптрии.
– Минус два, - еле слышно подсказала Эля.
– Минус двадцать два!
– не расслышав, брякнул Сериков.
Кира всплеснула руками:
– Двадцать два-а?! И ты без очков? Что же ты видишь?
– Да так как-то... смутно все. Расплывчато...
– А хочешь, скажу, что он видит?
Возникнув, словно чертик из табакерки, рядом с Элей стоял Храповицкий и ехидно щурил глаз. Сообразительностью он отличался феноменальной: там, где Серикову приходилось разжевывать полчаса, Храповицкому достаточно было одного слова. Или вовсе не надо было слов - довольно и взгляда.
– Ну, так сказать?
– наслаждаясь, тянул он.
– Сказа-ать?..
– Не надо, - хмурясь, проговорила Эля.
– То-то же, - удовлетворенно кивнул Храповицкий.
Итак, Кира перебралась к Волнухиной.
Ну и что изменилось? Ничегошеньки. Даже стало еще хуже. На перемене они бежали друг к другу с такими лицами, словно не виделись целую вечность.
Наконец Элю прорвало. После того как Заяц на два дня пересела к Кире, когда Волнухина не ходила в школу из-за простуды. Вся кипя, Эля примчалась домой и, не обедая, не переодеваясь, стала ждать Киру. Кира с Зайцем заимели привычку провожать друг друга до дома. Теперь, очевидно, была очередь Киры. Наконец она вошла в комнату.
– Ну и дрянь же ты!
– крикнула Эля.
– Она ведь моя подруга!
Эля понимала, что ведет себя сейчас по-дурацки: надо было хотя бы объяснить этой предательнице ее поведение, - но больше не могла добавить ни единого слова. Горло словно кто-то сжимал и выкручивал, и Эля чувствовала: скажи она еще хоть слово - она разрыдается.
– Я не знаю... Ты не сердись... Я ведь не нарочно. Просто она мне нравится...
Слова Киры и весь ее смущенный и виноватый вид были такими неожиданными, что Эля даже растерялась. Сделалось как-то спокойнее, и рыдания перестали ее душить.
– Пусть нравится!
– крикнула она.
– А дружить буду я!
Кира молча пожала плечами.
– Ты ей скажи, что не хочешь с ней дружить. Иначе ты предательница, а не сестра!
– Я не буду это говорить, - твердо сказала Кира.
– А я говорю - скажи!
– Не буду.
Эля сдалась.
– Ну, ладно. Давай дружить втроем. Мы тебя принимаем.
Кира снова пожала плечами.
И все продолжалось, как прежде. Опять на перемене они убежали от нее и шушукались, стоя у окна.
– Так вот ты как!
– набросилась Эля
– Мы же договаривались! Обманщица, врунья!
Кира потупилась, и сквозь смуглоту ее щек проступил румянец.
– Ну... я не знаю, - проговорила она тихо, - меня Заяц позвала... хотела мне рассказать...
Заяц! Подумать только, как быстро она наложила лапу на ее Зайца! На ее собственного Зайца!
– Что рассказать?
– прокурорским тоном спросила Эля.
Кира замялась.
– Ну? Выкладывай.
– Я не могу. Она ведь только мне рассказала.
– Мы же договорились дружить втроем, - чуть ли не с мольбой проговорила Эля.
– Ты же обещала! Обещала, не отпирайся!
– Дружат вдвоем.
– Что-о?!
– выкрикнула Эля и умолкла, не зная, что говорить и что делать дальше.
Эта, змея, молча легла на постель лицом к стене. Эля услышала тихое:
– Ты не сердись.
Последней каплей, переполнившей до краев чашу Элиного терпения, был приход Волнухиной.
Мать с отцом уехали погостить на выходные к друзьям на дачу, обещанный классу культпоход в цирк расклеился по болезни учительницы, и воскресенье обещало быть нудным. Поэтому так обрадовалась Эля, когда в прихожей прозвучал неожиданный звонок. Неожиданный, потому что никого не ждала. А не ждала, потому что Заяц появлялась все реже, вместо этого Кира уходила гулять с бывшей Элиной подружкой, а может, шла к ней домой подробности Эле были неизвестны. Только и оставалось Эле, что молча скрипеть зубами. И все равно, приди Заяц в любую минуту, даже самую черную, - примет ее обратно, не попрекнув ни единым словом. Разве что спросит: "Ну, убедилась? Эх, Заяц, Заяц!.. И на кого же ты меня променяла!" Впрочем, нет. Даже этой малости, вполне заслуженной Зайцем, не станет Эля говорить. Она просто ждала и надеялась: вот-вот вернется Заяц и все будет продолжаться по-прежнему, потому что нельзя ведь, в самом деле, всерьез променять ее на кого-то другого!
Прозвенел звонок. Кира пошла открывать, а Эля с вдруг заколотившимся сердцем быстро села в кресло, схватив журнал и сделав отсутствующий вид сейчас она ее вроде не заметит, а потом наконец скажет небрежно: "Ах, это ты... Ну, приветик".
Увидев, что она держит журнал вверх ногами, Эля вдруг его отшвырнула, вскочила с кресла, метнулась к окну и стала смотреть во двор, отогнув штору. Дальнейший сценарий оставался прежним: "Ах, это ты..."
Уже не соображая, что она делает, Эля от окна бросилась к письменному столу: лучше будет притвориться, что она делает уроки. Однако на столе, как назло, не было в этот миг ни единого листика бумаги - не будет же она тупо и по-ослиному глазеть на блестящую полированную поверхность?!
Эля снова вскочила. В голове был полный сумбур: она не понимала, чего ей хочется больше - обдать Зайца ледяной стужей или схватить ее в объятия? Она вообще ничего не понимала.
Поэтому вошедшие девочки застали ее посреди комнаты, стоящую вполоборота к двери в странной, напряженной позе, точно Эля собралась куда-то бежать и вот-вот сорвется с места.
– Это совсем нетрудно, - услышала она, - главное - капля терпения в самом начале. Только не надо пугаться, что ничего не получится... Здравствуй, Эльвира.