Сестры
Шрифт:
Эля рывком обернулась и рядом с Кирой увидела... Волнухину.
– А я договорилась с Женей, что она научит нас вязать, - как ни в чем не бывало заявила Кира.
– Она первоклассно вяжет! Представляешь, все свои вещи она вяжет сама!
Волнухина бросила в кресло целлофановый пакет со спицами и нитками и объявила:
– Только, девочки, чур, не торопиться. Сначала научимся вязать самое простое: обыкновенную полоску.
Волнухина появилась у них в классе год назад. Не потому, что поменяла школу, как это обычно бывает: Волнухина осталась на второй год. Но опять-таки не потому,
Училась Волнухина хорошо, а друзей у нее не было совсем, и виновата в этом была она сама, если, конечно, можно назвать это виной: все перемены и все свободное время Волнухина проводила с подружками из бывшего своего класса.
Эля не имела ничего против Волнухиной, она, скорее, ей даже нравилась, хотя Элю не приводил в восторг тот факт, что Волнухина одевается не хуже, а, может быть, даже лучше ее: на Волнухиной были яркие и броские вещи, и она часто их меняла. Теперь же оказалось, что все эти кофточки, шапочки, варежки и джемперки Волнухина вязала сама!
Эля ничего не имела против Волнухиной. Но... в этот миг ее захлестнула самая настоящая ярость. Смерив обеих испепеляющим, как ей казалось, взглядом (а на самом деле лишь прижмурясь по-кошачьи), Эля сказала:
– Здравствуй, Волнухина. Приветствую тебя в своем доме.
Слово "своем" Эля подчеркнуто выделила. Она обошла Волнухину, словно пустое место, и вышла, хряснув дверью.
– Что это с ней?
– озадаченно проговорила Волнухина.
Эля закрылась в кухне. Ее прямо корчило от злости, хотя где-то там, на самом донышке, шевелилась мысль: а может, приход Волнухиной действительно к лучшему? Пусть она, Кира то есть, берет себе в подружки Волнухину, а Зайца оставит в покое! И не злиться надо, а, наоборот, всячески эту дружбу поощрять!..
Но эта, в общем, совершенно здравая мысль, пискнув, затихла под напором ярости. Ничего Эля не могла с собой поделать, никакие доводы и возможные в будущем блага не могли примирить ее с неожиданным появлением Волнухиной. Явилась! А эта... сестричка... Не предупредить, не спросить разрешения, не обмолвиться хоть бы словом! Вроде так и надо. Вроде Эли и на свете нет. Вроде она здесь не хозяйка.
– Чего не идешь? Мы тебя ждем!
Эля исподлобья посмотрела на вошедшую Киру и притворно-жалким голоском поинтересовалась:
– Вы мне позволите хотя бы здесь посидеть спокойно? В моей кухоньке?
Больше они ее не звали. Волнухина вовсе не торопилась убираться. Часов на кухне не было, и Эле показалось, что она сидела там целую вечность. Дважды она крадучись подбиралась к двери своей комнаты (Ее комната!.. Это звучало теперь как издевка!) и прислушивалась, чем те занимаются. "Те" не скучали - Эля слышала их смех и оживленные голоса. В ней они не нуждались. Пожалуй, в ее комнате они над ней же смеялись. Однако, прислушавшись, Эля убедилась, что о ней и не думали говорить. Это отчего-то разозлило ее еще больше: значит, по-ихнему, она такое ничто, что даже и полслова не стоит?!
Наконец Волнухина ушла. Эля продолжала сидеть в кухне, ожидая, что Кира ее позовет, - ведь нельзя же, в конце концов, выставить на весь день человека, будто сломанную табуретку! О том, что она сидит здесь по собственной воле, Эля вовсе не думала.
Однако Кира не шла. Дальнейшее сидение становилось невыносимым. Эля достала из буфета большую коробку с домашним печеньем и пошла в комнату.
Кира, сидя в кресле, склонилась над вязаньем. Эля увидела, что она действительно связала уже неширокую полоску, как и обещала Волнухина. Не отрывая взгляда от неуверенно шевелящихся спиц, Кира шепотом считала петли.
Эля села на свою кровать и поставила коробку с печеньем на тумбочку, которая стояла между кроватью и креслом. Ее злость не то чтобы прошла она просто не знала, с чего начать. Надо найти такие слова, чтобы они с ходу припечатали эту святошу, которая изображает из себя невесть что, лицемерно потупив глазки.
Как обычно, от волнения у Эли проснулся волчий аппетит, и, таская печенье одно за другим, она в считанные минуты опорожнила чуть ли не всю коробку. Опомнившись наконец, она сварливым голосом спросила:
– А ты почему не берешь?
– Ты ведь не угощаешь, - спокойно ответила Кира.
– Вот еще! Тебя упрашивать надо?
– Не надо. Просто угостить.
Шваркнув коробку так, что она с грохотом покатилась через всю комнату, Эля крикнула:
– Не смей ее сюда водить!
– Почему?
– вся подобравшись, не сразу отозвалась Кира.
– Последний раз предупреждаю! Тебе ясно?
– Тетя Оля сказала, что это и мой дом.
– Мало ли что тебе тетя Оля сказала! Это мой дом! И больше ничей! А ты здесь вроде квартирантки, ясно? Или ты будешь вести себя как надо, или... или я не знаю что!
Последние слова Эля выкрикнула со слезами и, бросившись на постель, расплакалась, уткнувшись лицом в подушку. Все получилось не так, как надо. Никого ее слова не припечатали, а вместо этого она еще сама разревелась.
Совершенно не к месту вспомнился дурацкий случай, когда она, Сериков и Шамраев пошли в кино и ребята в шутку заспорили, кому брать билеты. В конце концов решили сыграть в крестик-нолик, и Сериков объявил: "Проигравший плачет!" Разумеется, он хотел сказать "платит", просто смешно оговорился. Но теперь уж действительно - проигравший плачет. То, что она проиграла, было яснее ясного. Молча, упорно и непоколебимо эта тихоня делала свое дело, рыла да рыла свой хитроумный подкоп, который, может, и не виден на поверхности, но зато раз - и порушит в один миг до основания все, на чем вообще держится Элина жизнь в ее собственном доме.
Разве и так все уже не было порушено? И некому пожаловаться. Да и что сказать? "Я ваша доценька-бегемоценька, а ее отдайте злому Бармалею"? Как ни было тошно в этот миг Эле, все же она чуть не рассмеялась.
А той, как видно, все было трын-трава. Разлепив опухшие веки, Эля увидела, как Кира что-то пишет, сидя за столом. Позже она принялась зачем-то бродить по комнате, вроде бы что-то передвигая или переставляя, Эля не видела, потому что снова зажмурилась.
Когда же Эля снова посмотрела, она увидела раскрытый чемодан, стоявший посреди комнаты, почти полный. Тот самый, с которым приехала к ним Кира. Вошла и она сама, переодетая в лыжный костюм, сложила свой халат, спрятала его в чемодан и закрыла крышку.