Сети соблазна
Шрифт:
– Я считаю вас сильным и добродушным, сэр, – ответила Джин. – И я ничуть не оскорблена.
Он взял ее за руки и так стиснул их, что Джин с трудом удержалась, чтобы не вздрогнуть.
– Значит, мистер Парнелл непременно вызовет меня на дуэль, если нас увидит, – сказал он. – Вы выходите за него? Он вам подходит. Он джентльмен.
– Я не собираюсь выходить замуж ни за мистера Парнелла, ни за кого бы то ни было, насколько мне известно, – возразила Джин.
– Если бы я мог предложить вам нечто большее, – сказал он. – Если бы я
– Мне не нужен джентльмен с состоянием и положением в обществе, – ответила она. – Мой отец всю жизнь трудился, чтобы обеспечить семье достойную жизнь. Мне нужен собственный уютный дом и муж, на чью преданность я всегда могу положиться и на чье общество всегда могу рассчитывать.
– Я вам не нужен, – сказал Ховард твердо, еще крепче сжимая ее руки.
– Я не могу ответить на это, пока не пойму, что вы предлагаете мне себя.
– А вы ответите? – нерешительно спросил он. – Если я попрошу вас?
– Выйти за вас? – спросила она.
– Вы согласны?
– Да, сэр, согласна.
– Вы выйдете за меня?
– Да, мистер Кортни, – сказала она, впустую одаривая тьму ослепительной улыбкой.
– Но ваш отец, может быть, вам не разрешит, – забеспокоился он.
– А может быть, и разрешит, – возразила она.
– Но вы должны вернуться к нему завтра. А на следующей неделе вы отплываете в Канаду.
– Да.
Его руки каким-то образом оказались у нее на талии, а ее – вокруг его шеи.
– Я выеду завтра в Лондон, – внезапно принял он безрассудное решение, – прежде вас. Вы скажете мне, где найти вашего отца. Я никогда там еще не бывал.
– Ах, мистер Кортни, это правда? Вы поговорите с папой?
– Я еду утром, – ответил он.
Он еще раз поцеловал ее, на этот раз весьма пылко. – Может, я и скучный малый, Джин, – проговорил наконец Ховард, – но я всегда буду вам предан.
– Я люблю вас, Ховард, – сказала Джин.
Этим вечером стоило гордиться. Она весь вечер держалась с достоинством, которого требовал ее возраст, – без всякой нарочитой и предвзятой веселости, без всякого кокетства.
Но всякой выносливости есть предел. Мэдлин гордилась собой и знала, что не сорвется, но будет продолжать свою новую жизнь и быть счастливой при этом, потому что не в ее натуре быть несчастной на протяжении долгого времени. Но несчастливая пора тоже бывает, и такая пора грозила ей в недалеком будущем.
Бал скоро кончится, все пойдут спать и проспят до позднего утра. А потом начнется страшная суета и толкотня, а леди Бэкворт и Александра заплачут. И он уедет.
Больше она не могла танцевать. Вероятно, если она ускользнет от гостей и ляжет в постель и уснет, то все проспит. А когда проснется, он уже уедет.
Нет, и лечь в постель она тоже не может. В тишине спальни будет еще хуже.
И
Мэдлин стояла и смотрела на воду в чаше фонтана, на рябь, сверкающую под луной. Опустила руку в воду, отметив, какая она прохладная. Услышав скрип гравия за спиной, девушка не обернулась. Она знала, кто это. В глубине души Мэдлин в этом не сомневалась. Ей не нужно было оборачиваться.
– Трудно поверить, что прошло четыре года, – произнесла она, когда шум шагов стих.
– Да, – сказал он.
– Но на сей раз вы намерены соблюсти приличия, – продолжала Мэдлин, с улыбкой поворачиваясь к нему. Луна светила ему в спину. Лицо его скрывалось в темноте. – Прилично попрощаться завтра, вместо того чтобы умчаться в ночь.
– Да, – сказал он. – Прощаться я буду завтра. Но не с вами. С вами мне завтра не хотелось бы видеться.
Мэдлин обхватила себя руками, словно баюкала свою боль. Но решила не обижаться. Ей ведь тоже не хотелось видеться с ним утром.
Он протянул ей правую руку:
– До свидания, Мэдлин.
Она долго смотрела на эту руку, прежде чем вложить в нее свою и ощутить крепкое пожатие.
– До свидания, Джеймс.
Но когда их руки разжались, он не повернулся и не ушел. Он стоял и смотрел на нее, и она старалась запечатлеть его в своей памяти. Потому что она знала – неделями она будет питаться этим мгновением. А может быть, месяцами или годами.
Когда его пальцы, легко очертив линию ее подбородка, замерли, она закрыла глаза, впитывая это прикосновение всеми нервными окончаниями своего тела.
– Хотелось бы мне знать, – мягко проговорил он, – могли бы мы с вами стать друзьями, если бы постарались? Или противоречия между нами коренятся в глубине наших характеров? Равно как и влечение.
Мэдлин не могла ему ответить. Даже ради спасения собственной жизни она не смогла бы выдавить ни слова из своего саднящего горла. Она закрыла глаза и слегка покачала головой.
Она не могла так же открыть глаза, как не могла заговорить. Его пальцы все еще прикасались к ее подбородку. Его губы были мягкими и неторопливыми.
А потом и губы, и рука исчезли. Снова слышалось только тихое похрустывание гравия. Но она не открывала глаз.
Граф Эмберли прощался со своими гостями; жена стояла рядом с ним.
– Славный бал, Эмберли, – сказал сэр Перегрин Лэмпман, пожимая руку друга. – Хотя я смертельно обижен, что у вашей жены не нашлось для меня свободного танца.
– Алекс никого не отличает особо, – ответил граф с усмешкой. – Она танцует со всеми, кто ее пригласит. Попытайтесь еще разок через год, Перри.