Севастопольская страда

Белогорский Евгений Александрович

Поэтому, воспользовавшись, случаем, Фреттер-Пико с легкостью отправил в корзину все планы своего гениального предшественника, заменив их решением, одобренным военным советом армии.

Чтобы сохранить от противника в тайне свои намерения, в течение всего двадцать шестого июня и первой половины следующего дня, немцы наносили удара, как по северной части обороны Севастополя, так и по её южной части.

'Карлы', 'Гамма', 'Дора' и зенитки привычно громили форт 'Сталина', батарею Александера и 'Белый утес', тогда как гаубицы и минометы с яростным

усердием обстреливали советские позиции на Сапун-горе и Федюнинских высотах.

Все было как обычно, но все же маленький ключик к разгадке намерений врага, генерал Рокоссовский разглядел в действиях авиации противника. Заслушивая на вечернем совещании доклады подчиненных, он обратил внимание, что основная часть самолетов противника бомбили укрепления именно 2-го сектора обороны.

– Что вы по этому поводу думаете, Иван Ефимович? Господин Манштейн изменил, свои наступательные планы или пытается таким образом ввести нас в заблуждение?
– спросил он генерала Петрова.

– Мне кажется второй вариант, товарищ командующий. Путают нас фашисты. Пытаются таким образом ослабить наш северный кулак - высказал свое мнение Петров, но у генерала Казакова было иное мнение.

– Слишком затратный и не совсем эффективный способ ввести нас в заблуждение. А вдруг мы не поймем их хитрый ход и не пойдем у него на поводу, а время поджимает.

– Поджимает, если верны данные нашей разведки о переброске корпуса Рихтгофена на материк. А если это не так и генерал Петров прав?

– Зная, какого невысокого мнения немцы о наших боевых способностях, они бы наверняка для страховки подбросили бы нам перебежчика с самыми достоверными сведениями о грядущем ударе с юга. На месте противника я бы так примерно поступил.

– Что скажет нам по этому поводу разведка? Что нового с полей?
– быстро отреагировал на слова Казакова командующий.

– Ровным счетом ничего, товарищ командующий, - сокрушенно развел руками начальник разведки, - перебежчиков не было, а наши наблюдатели не зафиксировали перемещения немецких войск с севера на юг.

– Вполне возможно, что именно этой ночью перебежчики и появятся. Но раз их нет, вопрос остается открытым. Что будем делать?

– Я категорически против переброски каких-либо соединений на юг, - решительно заявил полковник Шадрин.
– Мы с таки трудом восстановили контроль над главной линией обороны, что ослабление моего сектора - это игра немцам на руку.

– Я также против ослабления моего сектора, товарищ командующий - подал голос начальник 3-го сектора генерал-майор Коломиец, чем вызвал усмешку на губах Рокоссовского. В ожидании аналогичного протеста он посмотрел в сторону командующего 2-м сектором полковника Скутельника, но тот промолчал, справедливо полагая, что командующему виднее.

– У меня нет веских причин для переброски войск с северной части обороны на южную сторону, но зная, с каким непростым противником мы имеем дело, не могу исключить сюрприза со стороны господина Манштейна. В виде высадки морского десанта в районе

Балаклавы, как это имело дело на керченском перешейке. Поэтому будет не лишним создание в районе Кадыровки тактического резерва за счет сил 3-го сектора. Извините товарищ Коломиец, но в наступление румын я не верю. Переброску следует произвести этой ночью и к семи часам утра доложить об исполнении - вынес свой вердикт Рокоссовский.

Верность решений командарма подтвердил следующий день. После завершения авиационного и артиллерийского обстрела советских позиций на подступе к Сапун-горе, генерал Фреттер-Пико ввел в дело дивизии, ранее прибывшие под Севастополь по требованию Манштейна.

318-й и 360-й пехотные полки 213 охранной дивизии вермахта не имели боевого опыта, так как были составлены из резервистов, но при этом они были полностью укомплектованы по нормам военного времени. Численное превосходство, созданное противником на этом участке фронте, обеспечило ему успех при прорыве советской обороны.

Уничтожив массированным орудийным огнем минные поля и проволочные заграждения, не считаясь с потерями, немцы ворвались в окопы и траншеи которые защищали подразделения 389 стрелковой дивизии. Напор противника был столь стремителен и неудержим, что советские солдаты дрогнули, и стали массово отходить к Сапун-горе.

Подобное случилось в первый раз за все время штурма Севастополя, что было совершенно неожиданно для немцев.

– Русские бегут!- радостно понеслось по телефонным линиям к вящей радости Фреттера-Пико. Точно уловил наметившийся перелом в сражении, он ввел в бой подразделения 125 пехотной дивизии, что принесло новые успехи.

Преследуя отступающего противника, немцы смогли захватить высоту 135,7 одну из Федюнинских высот. Подобная участь могла произойти с позициями и на Сапун-горе, но благодаря энергичным действиям генерала Казакова этого не случилось. По приказу командующего он возглавил резервный кулак под Кадыровкой, и едва только узнал о прорыве линии фронта, стал действовать, не дожидаясь приказа.

Быстро определив направление наступления врага, Казаков нанес удар во фланг атакующему противнику, и тут сказалось отсутствие у немцев боевого опыта. С наступлением на полуразрушенные окопы они справились, но вот во время встречного боя оказались не на высоте.

Закаленные в боях с противником севастопольцы, при поддержке взвода танков Т-26 опрокинули немецких резервистов и обратили их в бегство. От полного разгрома, резервистов спасло вступление в бой соединений 428 пехотной дивизии, последнего боевого резерва имевшегося в распоряжении Фреттера-Пико.

Именно они, вместе с налетевшими 'юнкерсами', последним приветом от XXX корпуса, не позволили подразделениям генерала Казакова полностью восстановить прорванную противником оборону этого сектора. Завязались ожесточенные схватки за каждый бугорок или лощину, которые в течение дня переходили из рук в руки и наступивший вечер не зафиксировал ощутимого успеха ни одной из сторон.