Севастопольская страда

Белогорский Евгений Александрович

Обе стороны вступили в гонку, кто быстрее окажет помощь своим солдатам и в ней преимущество имела советская сторона. Немецкие артиллеристы били в основном по площадям, плохо ориентируясь в ночной темноте, тогда как советские орудия наносили удар, по небольшому плацдарму пользуясь точными координатами своих регулировщиков.

Когда Арним попытался расширить занятый плацдарм, он наткнулся на яростное сопротивление противника мало уступавшего по своей численности. С большим трудом десантникам удалось продвинуться на десять - пятнадцать метров вперед и их наступательных порыв выдохся.

Требовалось срочное пополнение десанта и немцам пришлось готовить четвертую волну.

Под непрерывным огнем с того берега, им удалось переправить полторы роты солдат и два орудия с боеприпасами и на этом переправа закрылась. Наступил рассвет, и переправляться через бухту было невозможно.

Согласно первоначальному плану, после высадки десанта предполагалось произвести наступление на Кадыровку и совместными ударами развалить оборону противника на этом участке фронта. Однако все указывало, что у русских здесь сил было гораздо больше, чем предполагалось ранее. Пытаясь исправить положение и не дать Рокоссовскому перебросить под Балаклаву дополнительные силы, Фреттер-Пико приказал начать наступление по всему фронту.

И вновь загрохотал весь СОР с севера до юга. Вновь противник стал безжалостно терзать советскую оборону минами и снарядами, а она отвечала ему тем же. Точно понимая всю важность момента, Константин Рокоссовский приказал не жалеть снарядом, решительно и бесповоротно очищая и без того не очень богаты запасы крепости. В этот день было все на кону и командующий, не имел право на жалость ни к людям, ни к арсеналам.

Разгадав замысел противника, Рокоссовский сосредоточил главную силу своего контрудара на южной части обороны города. Сюда, для отражения атак немецкой пехоты и уничтожения десанта, были стянуты все силы крепости.

Не имея возможности атаковать вражеский десант танками, генерал приказал подвергнуть вражеский плацдарм артобстрелу, после чего атаковать пехотой. Трижды в день, защитники Севастополя атаковали неприятеля, неторопливо и методично отвоевывая занятую им территорию. Немцы отчаянно пытались помочь десанту огнем со своего берега бухты и ударами с воздуха, но все было напрасно. Прекратив наступление на некоторое время, русские солдаты возобновляли его вновь и вновь.

Напрасно приткнувшиеся к трубкам радисты взывали о помощи, которая должна была прийти с наступлением ночи. К семи часам вечера все было кончено. Те, кто не бросил оружие и не поднял руки, прося о пощаде, были либо уничтожены, либо застрелились.

Также не принесло ощутимых результатов и остальное наступление врага. Сколько не пытались немцы прорвать советскую оборону, везде они натыкались на упорное сопротивление и яростные контратаки. Враг так и не дошел до Кадыровки, не взял он Сапун-гору и высоту 125,7, ни овладел фортом 'Сталин', батареей Александера и не прорвался к Инкерману.

Утром 1 июля Фреттер-Пико доложил в ставку фюрера, что штурм Севастополя окончился неудачей и для взятия русской крепости необходимы дополнительные силы и в первую очередь авиация.

В ответ, генерал услышал много лестных слов о способностях генерала, но отставки, которой так боялся Фреттер-Пико, не последовало.

–

Если план 'Блау' будет выполнен, так как он был задуман, а успехи наших войск под Воронежем и на Дону однозначно говорят об этом, то Севастополь обречен. Наши войска выгонят русских с Кубани, Новороссийска, Туапсе и Сухуми и эта русская крепость к началу осени сама падет нам в руки. Не стоит больше тратить сил на штурм этой скалы. Организуйте её полную блокаду и пусть сидящие в Севастополе русские перемрут с голоду, как сейчас умирают в Петербурге. Создайте такое кольцо, чтобы мышь не могла проскочить в Севастополь, не говоря о корабле или самолете. Сил для этого у вас хватает, очень надеюсь, что хватит способностей - язвительно бросил своему генералу фюрер и повесил трубку.

Через день, заместитель наркома обороны Мехлис, докладывал Верховному Главнокомандующему о положении на Крымском фронте.

– Немцы полностью прекратили активные действия на всех участках фронта, товарищ Сталин, как у нас под Керчью, так и под Севастополем. Согласно сведениям от комфронта Рокоссовского, артиллерийские обстрелы города прекратились, имеются лишь спорадические перестрелки по линии фронта.

– Да, Герой Советского Союза товарищ Рокоссовский доклад нам об этом. Вы тоже считаете, что враг отказался от штурма и перешел к планомерной осаде города?

– Мы с генералом Малинным пришли к такому же мнению, Иосиф Виссарионович.

– Это хорошо, это очень хорошо, - вождь на некоторое время замолчал, а затем спросил Мехлиса.
– По мнению товарища Рокоссовского, немцы попытаются удушить Севастополь морской блокадой. Ставка считает, что это нельзя допустить любой ценой и основная тяжесть по снабжению города ляжет на плечи Черноморского флота. У вас сложились неплохие отношения с товарищем Октябрьским, я бы сказал, что и определенное взаимопонимание. Как вы относитесь к тому, чтобы ещё немного задержаться в Керчи и поработать на благо общего дела?

– Вы прекрасно знаете, товарищ Сталин, что я готов сражаться там, куда пошлет меня партия и советское правительство - браво отрапортовал Лев Захарович, ничуть не кривя душой.

– Спасибо за честный ответ, товарищ Мехлис. Ставка очень надеется, что вы, вместе с командующим Крымским фронтом генерал-лейтенантом Петровым сделаете все, чтобы Севастополь не достался врагу.

– Как с Петровым, а как же Рокоссовский?
– изумился Мехлис, - вы, что забираете его от нас?

– Ставка считает целесообразнее отозвать товарища Рокоссовского из Севастополя, - со вздохом произнес Сталин, - у нас есть ещё другие места, где нужны его талант и умение.

– На Дон, товарищ Сталин?
– моментально спросил Мехлис, хорошо зная положение дел на Юго-Западном фронте, и не угадал.

– Нет, товарищ Мехлис, под Ленинград. Товарищ Жданов очень просил прислать его на помощь Волховскому фронту.

Даже говоря по ВЧ, Сталин старался быть лаконичным, так как не испытывал особого доверия к технике. Зная эту привычку, Мехлис не стал развивать тему разговора.

– Значит, я не увижу его и не смогу с ним попрощаться - с искренним сожалением произнес Лев Захарович.