Север помнит
Шрифт:
– Пусть будет так, - продолжила Мелисандра. – Каждый, кто верен его величеству, должен отправиться в Винтерфелл, чтобы вызволить его из когтей грязного узурпатора Рамси Болтона. Только когда это будет сделано, мы сможем прояснить свои взаимные обязательства касательно Ночного Дозора. Но если мы бросим короля Станниса в руках чудовища, которое делает плащи из человеческой кожи, тогда мы точно…
– А как насчет Манса? – вмешался один из вожаков войска Тормунда. – Ты, похоже, не все знаешь, розовая шлюха! Говорят, Болтонский бастард подвесил Манса в вороньей клетке, да еще и дал ему плащ
Люди закричали, соглашаясь с его словами, и эти крики эхом разносились в угрюмом рассветном небе. На мгновение Вель показалось, что она заметила в глазах красной жрицы неуверенность, почти что страх. Мелисандра кивнула человеку, стоявшему рядом с ней, и он вновь подул в рог, но даже это не смогло обеспечить тишину. В довершение всего, великан Вун Вун, один из самых необычных обитателей Черного замка, удивленный и недовольный, выбрался из своей берлоги под башней Хардина. «ШУМ!
– прорычал он, коверкая немногие известные ему слова общего языка. – ВУН ВУН НЕ ЛЮБИТЬ!»
Кожаный, ставший мастером над оружием в замке, прежде одичалый, а теперь ворона, негласный надсмотрщик за Вун Вуном, бросился, чтобы преградить великану путь. Многие из людей королевы натянули луки и достали мечи, но перед ними вновь вылез Атлас.
– Не смейте его трогать! Он наш гость, на севере еще чтут законы гостеприимства.
– Мы не подчиняемся шлюхе Лорда Сноу, - усмехнулся один из рыцарей. – Посмотри на него. Это же грязный зверь. Все вы здесь грязные звери. Вы не стоите даже…
– Придержи язык, поклонщик. – Торегг Высокий, сын Тормунда, вышел вперед и снял с плеча огромный каменный топор. – Если не хочешь расстаться с ним.
Дела с каждой минутой шли все хуже. Вель сжала рукоятку ножа так крепко, что костяшки пальцев побелели. Если все станет совсем кисло, нужно как можно быстрее подняться в Королевскую башню, забрать Чудовище и его кормилиц и бежать…
Но куда? Назад за Стену? Три женщины и младенец? Нет, это самоубийство.
– Мы не будем проливать кровь. – Голос Мелисандры стал ниже, холоднее. – Это оскорбление великого Рглора, который теперь, в мрачные дни зимы, дал нам это новое утро, - и вы хотите осквернить этот рассвет кровопролитием? Остановитесь!
Люди королевы беспрекословно подчинились ей, и в первый раз Вель была благодарна красной жрице. Медленно, с недовольством, они повесили луки за спину и вложили мечи в ножны, хотя у них на лицах было явственно написано, что ради расправы над вольным народом им не жалко что-нибудь осквернить. Торегг Высокий тоже без особой охоты убрал свой топор, почувствовав на плече огромную волосатую лапищу Тормунда.
– Итак, - Мелисандра расправила юбки. – Любой из вольного народа, кто желает подтвердить свою верность королю Станнису и пожать плоды его благодарности, может присоединиться к нашему походу в Винтерфелл, чтобы освободить его величество, а также Манса. Если так, то…
– Но королева Селиса сказала, что он узурпатор, - перебил ее какой-то поклонщик. – Геррик Королевская Кровь произошел от Реймунда как-его-там, так что он законный наследник…
«Вот придурки», - снова подумала Вель. Муж ее сестры стал Королем-за-Стеной не потому, что его отец был королем, или потому что какой-то южный септон мазнул его маслом, или потому что он умеет красно говорить, или потому что у него на копье лента, или потому что его пердеж пахнет розами. Он стал королем, потому что у него была сила. Мудрость, хитрость, решимость связать вместе разрозненные племена одичалых, чтобы повернуть против их истинного врага, против истинного врага ворон. Против истинного врага всех людей.
Все думали, что красная женщина сожгла его в своем пламени. Похоже, кто-то солгал. Если Манс – пленник в Винтерфелле, то вряд ли это он с воплями недавно умер в огне. Будем молиться, что так оно и есть. Без Манса вольному народу конец. Может, даже хуже, что мы теперь по эту сторону Стены.
– На этот вопрос мы сможем дать ответ, только когда освободим короля Станниса, - сказала Мелисандра. – И поэтому…
– Вы, поклонщики, не будете выбирать нам короля, - с жаром вмешался Торегг Высокий. – Мы – вольный народ. Вольный народ.
Мелисандра в упор посмотрела на него.
– Уже нет, сир. Не здесь. Спасаясь от слуг Владыки Тьмы, вы перешли под защиту Стены и связали себя узами верности и закона, которые соединяют всех людей. Разумеется, любой из вас, кто не хочет признать Рглора единственным истинным богом, а Станниса Баратеона – единственным истинным королем, может вернуться туда, откуда пришел.
– Я тебе не южный сир. Нассать я хотел на ваши дурацкие поклонщицкие титулы.
Тормунд сжал плечо сына, и Торегг Высокий неохотно замолчал. Кожаный успешно заманил Вун Вуна обратно в берлогу, шум слегка поутих, но Вель решила пока не выпускать нож из рук. «Точно ли Лорд Сноу умер?» - подумала она. Ей пришлось признать, что, скорее всего, так оно и есть. Но даже если он мертв, это не значит, что мы больше его не увидим.
– Исполняющий обязанности лорда-командующего Марш, - сказала Мелисандра. – Что думает Ночной Дозор по этому поводу?
Боуэн Марш, которого, как слышала Вель, прозвали Старым Гранатом, вышел из толпы. Несмотря на холодное утро, он отчаянно потел, и его лицо было таким же красным, как волосы жрицы. Он вскарабкался по ступенькам и встал рядом с Мелисандрой.
– Ночной Дозор… - начал он и осекся. Потом сглотнул, облизнул губы и начал заново. – Ночной Дозор был создан тысячи лет назад, чтобы охранять царство людей от всего, что находится за Стеной. Я советовал лорду Сноу запечатать ворота льдом, сталью и камнем. Он не послушал. Я советовал ему не позволять одичалым пройти за Стену. Он позволил. А теперь…
– Убийца! – заорал Атлас.
Боуэн Марш вздрогнул.
– Я не убийца… - Он снова облизнул губы. – Я ни в чем не нарушил свои обеты. Это было не большим убийством, чем то, что лорд Сноу сделал с Яносом Слинтом…
И снова началось столпотворение. Вель медленно подалась направо. Она не сомневалась, что обвинения Атласа справедливы, хотя едва могла представить этого старика убийцей. Но все-таки это правда. Ей было хорошо известно, что отчаяние может толкнуть мужчин – да и женщин тоже, – на самые невообразимые поступки.