Северная война
Шрифт:
«Франц Лефорт» сел на прибрежную мель очень даже удачно: всего в двенадцати — пятнадцати метрах от желто-коричневого крутого обрыва, почти не накренясь относительно горизонтальной плоскости. Команда и пассажиры, захватив с собой огнестрельное и холодное оружие, а также теплую одежду и небольшие запасы продовольствия, послушно покинули борт судна и, погрузившись по пояс в прохладную озерную воду, хмуро побрели к берегу.
Егор и Тихий оперативно, щедро пользуясь жирной солониной, вынимаемой из толстого бочонка, развели на палубе яла — рядом с мачтами и бортами — несколько невеликих костров.
— Эх, плохо разгорается, сырое же все! — огорченно вздыхал капитан обреченного яла, поглядывая на вялые, белесо-серые струйки дыма. — Не дай бог, шведу достанется мой бедный кораблик…
— Не достанется, брат! — уверенно заверил его Егор и, пристально взглянув на морскую гладь, предложил: — Давай, Емеля, оперативно сматываться на берег, пока еще не поздно!
Метрах в трехстах от севшего на мель «Франца Лефорта» надежно и однозначно встали на якоря пять шведских кораблей: три серьезных фрегата и две длинные озерные шняги, от которых уже отплывали гребные лодки, ощетинившиеся многочисленными ружейными стволами.
— Вот же повезло мордам скандинавским, усатым, так их всех растак! — от души выругался Емельян и по широкому веревочному трапу начал торопливо спускаться в холодную воду…
Егор и Тихий скрытно залегли на крутом береговом обрыве — за разлапистым сосновым корневищем-выворотнем. Первая вражеская лодка уже пристала к невидимому с обрыва борту яла, послышался редкий стук — это шведские моряки старательно метали абордажные крючья, пытаясь зацепиться ими за широкие перила бортов яла. На палубе «Франца Лефорта» горели — в среднюю силу — четыре дымных костра.
Еще две лодки противника медленно оплыли севший на мель корабль — по разным сторонам, матросы, находящиеся в них, без устали поводили своими ружьями туда-сюда, высматривая на берегу подходящую и достойную мишень для меткого выстрела.
— Давай! — коротко приказал Егор и с силой метнул зажигательную гранату, целясь в переднюю мачту яла, где горел самый яркий костерок, после чего опустил голову и прикрыл ее сверху руками.
Один за другим громыхнули два сильных взрыва, волосы на затылке резко погладила торопливая и жаркая волна, послышались звуки беспорядочных выстрелов, вокруг визгливо и бестолково запели шведские пули…
— Все, огонь разгорелся знатно, и шведы трусливо уходят! — через три минуты объявил Тихий. — Боятся, что на «Франце Лефорте» может взорваться пороховой погреб. Это они, усачи, правильно опасаются…
Когда они стали отходить вглубь берега, Емельян несколько раз болезненно охнул и хмуро выругался себе под нос.
— Ранило никак? — озабоченно спросил Егор.
— Да не в этом дело! — печально и расстроенно ответил Тихий. — Шведская пуля только плечо оцарапала совсем чуть-чуть, даже кровь уже не идет… А вот когда мы гранаты метали, то я глаза-то закрыл, а лицо так и не успел спрятать, вот все усы и опалило (брови-то ерунда, это ничего не значит!), а без усов жена меня совсем не воспринимает: смеется без остановки и все отталкивает в сторону…
Сильный западный ветер принес громкое эхо нового сильного взрыва.
— Вот и все! — печально объявил Егор. — Погиб еще один «Франц Лефорт»…
На привале решили окончательно разобраться с ближайшими планами.
— Ну, Емеля, пойдешь с нами к истокам Наровы — охотиться на командора Лешерта? — спросил Егор. — Со всей командой, естественно… Если захватим эскадру шведскую, то ты какой кораблик заберешь — под свое начало?
— Я бы взял флагманскую яхту «Каролус»! — сглотнув слюну и мечтательно щурясь, ответил Тихий. — Такое красивое и ходкое «корыто», это что-то… Только, видимо, не судьба. Мы же с командой приписаны к Псковской крепости, нам туда и возвращаться надо. Иначе — дезертирство получится, кнут ката, клейма на щеках, вырванные ноздри, ссылка сибирская, лютая… Вот дойдем вместе с вами до Гдова, разживемся скромными съестными припасами, простеньким походным снаряжением, да и тронемся в обратный путь. А как вернемся в Псков, так сразу же второй ял заложим на верфи…
Уже в Гдове, прощаясь с командой погибшего яла, Егор протянул капитану Тихому небольшой коричневый конверт и кратко пояснил:
— Это мое письмо к псковскому воеводе. В нем я подробно рассказываю об обстоятельствах гибели «Франца Лефорта», велю никого строго не наказывать, прошу действенно помочь — в постройке нового яла. А может, капитан, сразу замахнешься на фрегат трехмачтовый?
Сам город Гдов оказался весьма занятным и приметным местом: крепкие, почерневшие от сильных озерных ветров деревянные избы-пятистенки, разбросанные по всему низкому берегу, и повсюду — надежно вкопанные в землю деревянные столбы с натянутыми между ними толстыми веревками, на которых была вывешена — для провяливания на свежем воздухе — самая разнообразная рыба. Гигантские щуки и налимы, лещи — многократно превосходящие по своим размерам самые большие подносы, полутораметровые судаки… Над северо-восточной окраиной городка плавно и лениво поднимались вверх многочисленные бело-серые дымки больших и маленьких коптилен, по широким деревянным тротуарам улиц дюжие парни — в холщовых рубахах и портах, обутые в липовые лапти, катали здоровенные бочки с соленой рыбой, вокруг пахло рыбой, и только — рыбой…
«Рыбная столица России! Вернее, одна из ее четырех рыбных столиц, — подумал Егор. — Ведь еще есть и Астрахань, и Азов, и Нижний Новгород…»
В Гдове они задержались совсем ненадолго: переночевали, с утра реквизировали у местного воеводы три подводы с запряженными в них сытыми и шустрыми лошадьми, невеликий запас продовольствия, разной походной мелочи и двинулись на север — по неширокому проселку, сильно заросшему травой и молоденькими рябинками…
Через двое суток с небольшим, преодолев порядка шестидесяти пяти верст, обоз выехал к северо-восточной оконечности Чудского озера, совсем недалеко от искомого истока Наровы.
— Стой, кто следует? — раздался строгий вопрос, и из-за толстого и приземистого двухсотлетнего дуба вышли трое вооруженных солдат — в форме Екатерининского полка Преображенской дивизии.
Егор, одетый в обычный (для тех времен) дворянский охотничий костюм, слез с передовой телеги, снял с головы темно-зеленую шляпу-пирожок, вежливо представился.
— Здравия желаем, господин генерал-майор! — дисциплинированно вытянулись в струнку служивые, безусловно узнав своего самого старшего, не считая царя Петра, командира.
— Вольно, ребята! А где тут у нас — расположение полка? Где полковник Смирнов?
— Через полверсты будет молоденькая березовая роща, — принялся расторопно докладывать самый пожилой из троицы, морщинистый и седоусый солдат. — Как только минуете эту рощу, сразу увидите перекресток. Поезжайте по узкой дороге, что ведет прочь от озера. Выедете на первый холм — все увидите сами…
С холма, где располагался наблюдательный полковой пост, открывался просто замечательный вид: веселое светло-зеленое клеверное поле, на котором в ровные ряды выстроились светло-бежевые прямоугольники армейских палаток, между ними горели аккуратные, почти бездымные костры, на которых готовился нехитрый солдатский обед. Чуть в стороне — ближе к сосновому бору — расположилась полковая артиллерия и несколько специальных повозок — с красными крестами на светлой боковой парусине, еще дальше угадывался темно-гнедой косяк пасущихся лошадей.