Северная звезда
Шрифт:
Дни становились все короче. Ветер дул с севера, нагоняя тучи и снегопады. По утрам изнуренные путники с трудом выползали из-под одеял и, сидя в одних носках, согревали затвердевшие от мороза сапоги у костра.
Мария лишь могла лишний раз убедиться, насколько ей повезло с проводником, надоумившим её прятать обувь в спальный мешок. Негостеприимная земля и тяжелая жизнь доводили до бешенства и трепали нервы самым вроде бы стойким людям.
Как-то Мария стала свидетелем потрясшего её до глубины души происшествия.
К неким выползшим из полотняного домика двум молодым людям обратился проходивший мимо подвыпивший старатель.
– Эй, голубки, – гогоча, бросил он. – А вот хотел бы знать, чем вы там ночью под одеялом занимаетесь? Нет, я понимаю, деньги нужно экономить, а шлюхи тут стоят дорого… Вот ты, – палец его ткнул в того из оторопевших путников, кто был помоложе и выбрит, – ты, должно быть, девочка? Или все-таки ты? – ткнул во второго.
Тот с быстротой молнии подскочил к не ожидавшему такой прыти шутнику:
– Ты как говоришь о моём друге, свинья! – и наотмашь ударил его кулаком в нос.
Через секунду оба они сцепились в жестокой драке. Затем к ним начали сбегаться со всех сторон соседи…
Через минуту подошедшие лягали друг друга ногами, топтали упавших; началась невообразимая свалка. Почти три сотни мужчин вопили и дрались на берегу озера. И к еще большему ужасу Маши, к ним начали присоединяться и женщины.
Вот рыжая здоровячка, размахивающая веслом и готовая огреть им первого встречного. Вот невысокая тощая и не юная уже тетка в дорогой шляпке, несмотря на длинную юбку ловко орудующая ногами – любой мужчина, рискнувший её атаковать, получал неслабый удар ниже пояса. Несколько поверженных лежали на земле, корчась от боли.
Кто-то, пробегая, толкнул девушку, так что она едва не упала. Потом еле увернулась от брошенного кем-то полена.
Но вот сильная рука вцепилась в воротник её парки.
Позади стоял Николай…
– Быстро назад! Пришибут!
– Что это с ними? – осведомилась она, уже успокоившись и прихлебывая чай из закопченной кружки.
– Это север, – пожал Устюжанин плечами. – Я тут многое перевидал. Помню, двое придурков, бывших друзей неразлейвода, поругались из-за пустяка и затеяли делить имущество. Была у них лодка, и они заспорили, кому она достанется. А потом достали топоры и принялись её пополам рубить, чтобы каждому поровну… И еще и не так с ума сходят…
Как-то раз Маша решила прогуляться по берегу озера и посмотреть, как продвигается строительство лодок.
Вдруг ее кто-то окликнул:
– Сударыня! Госпожа Воронова! Это вы?
Она обернулась и увидела, как ее догоняет госпожа Гурко, облаченная в старую стеганку, отчего сразу постарела на десяток лет.
– Епифания Никитишна! Госпожа Гурко! Вот так встреча!
Мария не могла скрыть своего удивления.
– Да, это я. Мне удалось благополучно перейти через перевал, хотя до сих пор не знаю, как я не умерла. Мне ужасно опротивело это грязное поселение, набитое грешниками. Я с нетерпением жду возможности уехать отсюда. Вы подумайте, чуть не половина этих омерзительных мужланов не умеют или не считают нужным пользоваться отхожим местом. Они даже не стесняются женщин, гадят прямо при всех.
Последнюю фразу мадам Гурко произнесла злорадным шепотом. Потом придирчиво осмотрела Машу с головы до пят.
– Вижу, вы носите мужскую одежду. Что касается меня, я под страхом смерти не надела бы на себя брюки. Женщина должна всегда носить одежду, приличествующую своему полу, как сказано в святых книгах. Вы ведь путешествуете не одна, не так ли? Я еще на «Онтарио» подумала, что это не может быть так.
– Я… нет.
– Что же, вы едете с подругой?
– Нет, не совсем. Я… я наняла одного человека, который согласился отвезти меня вверх по реке.
Губы Епифании Никитичны вытянулись в прямую тонкую линию.
– Мужчина! Я так и думала. Так, значит, мне не показалось, когда я пару дней назад видела, как вы входили в палатку с мужчиной. Я подумала тогда, что обозналась. Ведь на пароходе вы производили впечатление порядочной женщины.
Дама придала своему лицу выражение, демонстрирующее, что с нынешнего момента мадемуазель Вороновой отказано в чести принадлежать к названной категории.
– Это мой проводник, человек, которого я наняла…
– Мужчина – он мужчина и есть, – вынесла приговор мадам Епифания. – Это грубые создания, которые не имеют никаких моральных принципов. Но ведь для проститутки это безразлично, не так ли? Мужчина! – повторила она тоном Машиной классной дамы Маргариты Францевны.
С этими словами миссис Гурко подобрала заляпанный грязью подол и ушла, гордо подняв голову. А Мария смотрела ей вслед, покраснев от злости.
Тем же вечером они нашли подходящую посудину. Два компаньона свалились с жестокой простудой и всего за четыре сотни долларов уступили им свой кораблик.
Они спустили грубо сколоченную лодку вниз по горному потоку и переправились через южную оконечность озера Кратер.
Ледостав и в самом деле был недалеко, и, дорожа каждой минутой, они перестали считаться с опасностью. Путешественники проскочили порожистую протоку, соединяющую озеро Кратер с озером Долгое, не разгружая лодки. Обычно лодки здесь перегоняли порожняком, а груз перетаскивали на себе.
Впрочем, немало и пустых лодок разбивалось в щепы. Но теперь прошло время для таких предосторожностей. Северный ветер сменился попутным, южным. На протоке Стэг ветер опять как нельзя более кстати отклонился к юго-востоку, погнав их по протоке к озерам Тагиш и Марш. Опасный рукав Виндиарм они пресекли на закате, и уже в сумерках, при сильном ветре, тут, на их глазах, опрокинулись и пошли ко дну две другие лодки с золотоискателями.
Николай, даже не сбавив хода, повел лодку по Тагишу, определяя направление по шуму прибоя на отмелях и горевшим кое-где вдоль берега кострам менее смелых или потерпевших крушение старателей. Затем они повернули на норд-ост поперек озера Лонг, а от него по быстрой реке к Глубокому.
Однако от Глубокого озера предстояло пересечь невысокий, но крутой горный хребет, чтобы достичь озера Линдерман, и все это следовало сделать побыстрее, ибо зима была не за горами.
Еще сколько-то там долларов ушло на пони, отзывавшегося на кличку Чак, и вьючное седло, и вот Мария и Николай опять тронулись в путь, на этот раз по суше.